8 Безумие Дэвида Шейлера
8
Безумие Дэвида Шейлера
Утром одного июльского дня 2005 года Рэйчел Норт, работающая в рекламном бизнесе, села в вагон метро на станции Финсбери-Парк ветки Пикадилли в Северном Лондоне. По ее словам, она никогда раньше не ездила в поездах метро, до такой степени набитых людьми.
— Народу становилось все больше и больше, — рассказывала она, — а я стояла и думала: «Как странно!». Затем поезд тронулся. Он ехал примерно сорок пять секунд, после чего… — Рэйчел сделала паузу, — …произошел взрыв. Я находилась на расстоянии семи или восьми футов от его эпицентра и почувствовала, как какая-то страшная сила швырнула меня на пол. И сразу все вокруг погрузилось во тьму. Можно было слышать, как скрежещут и грохочут тормоза. Как будто какая-то карусель в темном парке вышла из-под контроля. Стало невыносимо жарко. Было трудно дышать. Все окутал дым. Я лежала на полу, придавленная грудой тел. И тут начались крики.
Тремя годами ранее, в 2002-м, на Рэйчел напал какой-то незнакомец — прямо у нее в доме. Она написала об этом в журнал «Мари Клэр». И в тот момент, когда произошел взрыв, Норт, стоя в набитом вагоне метро, читала только что опубликованную статью о нападении на нее. И вот теперь, лежа на полу, она думала:
— Только не снова…
Людей из поезда эвакуировали. Рэйчел вышла одной из последних.
— Выбравшись из вагона в туннель, я мельком оглянулась назад и увидела… Я до сих пор переживаю… наверное, мне следовало бы остаться и помочь, но там было так темно. Искореженный металл. На полу лежали люди. Там… нет, не буду говорить, что я видела.
— Сколько пассажиров вашего вагона погибло? — спросил я.
— Двадцать шесть.
Рэйчел тоже была ранена, но все-таки могла идти. Кусок металла вошел ей глубоко в запястье. Вагон был настолько переполнен, что люди, находившиеся рядом с террористом, приняли на себя основную силу взрыва. Вернувшись домой из больницы, Рэйчел начала писать в свой блог. Она писала и писала, не переставая, пост за постом. В тот день появились тысячи блогов по поводу взрывов 7 июля — в общей сложности тогда имело место четыре взрыва, три в поездах метро и один в автобусе, погибли пятьдесят шесть человек, включая четверых террористов-смертников, — но посты Рэйчел были уникальны. Ни один из других блогеров не был настолько близок к эпицентру взрыва, не находился, как она в вагоне, где произошла трагедия. Кроме того, Норт писала ярко, живо, захватывающе, поэтому ее страничка сразу же начала привлекать внимание.
…
Четверг, 7 июля 2005 г.
…Все вокруг погрузилось во тьму, клубы удушающего дыма наполнили вагон метро, и я подумала, что внезапно ослепла. Было так темно, что я ничего не видела. Я думала, что умираю — или что уже умерла. Я задыхалась от дыма, и у меня возникало такое ощущение, как будто я тону…
Суббота, 9 июля 2005 г. …Не могу оторваться от просмотра новостей. Услышав, что бомба взорвалась В МОЕМ ВАГОНЕ МЕТРО, я подскочила. Меня лихорадит от злости и возбуждения, потом перед мысленным взором проносятся картины случившегося, и я в изнеможении падаю на диван. Я снова и снова прикладываюсь к рюмке с виски, чтобы хоть немного успокоиться…
— Печатание постов было для меня как промывание раны, — признавалась Рэйчел. — Я отчищала свою психику от той грязи и дыма, которые остались там после случившегося.
Другие выжившие после теракта нашли ее блог. И стали оставлять на нем посты, чтобы поддержать друг друга. Со временем кто-то заметил, что они могли бы выговориться, собравшись вместе, а не сидеть в одиночестве за компьютером, каждый в своей комнате. Интернет давал лишь иллюзию общения, а на самом деле выступал в роли пустого и неудовлетворительного «факсимиле» реальности. Чувство изолированности и озлобление нарастали. Но почему же в таком случае пострадавшим не поступить старомодно и просто и не встретиться в реальной жизни? В конце концов, именно так они и решили сделать. И вот раз в месяц они начали встречаться в пабе на Кингз-кросс.
— Некоторые из нас чувствовали, что более не способны получать удовольствие от жизни, — сказала Рэйчел. — Засыпая, мы видели кошмары — будто стучим кулаками по окнам вагона, пытаясь разбить стекло и выбраться из поезда, наполненного дымом. Не забывайте, что каждый из нас пережил мгновение уверенности в том, что обречен задохнуться в задымленном вагоне. Все это произошло так неожиданно. — После паузы Рэйчел добавила: — А ведь мы просто ехали на работу.
Через какое-то время пострадавшие пришли к выводу, что им необходимо нечто большее, чем просто встречаться раз в месяц для совместной выпивки. Они решили сформировать группу активного действия. Им хотелось узнать, можно ли было предотвратить теракты, если бы разведка работала более профессионально и добросовестно. Группу назвали «Кингз-кросс юнайтед». А Рэйчел продолжала вести свой блог.
И вот тогда-то возникли странности. На ее сайте какие-то люди начали помещать загадочные посты, которые она не могла понять.
— На компьютере устанавливается такой сервис, с помощью которого можно узнать, откуда на ваш сайт поступают комментарии, — сказала Норт. — Через несколько недель после установки этого сервиса я заметила, что ко мне приходит масса комментариев с одного определенного веб-сайта. И я решила разузнать о нем.
Рэйчел далеко не сразу поняла смысл присылаемых ей посланий. Кто-то вырывал из контекста отдельные ее фразы — «абсолютная темнота», «было так темно, что я ничего не видела» — и использовал их, чтобы подкрепить свое предположение, будто на самом деле имел место не взрыв бомбы (вследствие такого взрыва начался бы пожар, из-за которого в вагоне стало бы светло), а «всплеск напряжения». Дальше автор высказывал в адрес Рэйчел комплименты по поводу того, что она осмелилась начать большую кампанию по раскрытию истинной сущности ситуации с «всплеском напряжения».
Норт продолжала читать дальше. Отправители подобных посланий явно полагали, что в то утро по лондонскому метро прокатился некий «всплеск напряжения», вызвавший многочисленные человеческие жертвы, а британское правительство попыталось свалить результаты собственной технической недоработки на исламских террористов. Писавшие ей люди разрабатывали теорию заговора и принадлежали к еще более обширной группе — объединению за правду о трагедии одиннадцатого сентября, — которая постоянно увеличивалась. Теории заговора в настоящее время, после событий «девять-одиннадцать», перешли с периферии общества в его центр. Теперь практически у каждого среди знакомых есть люди, которые убеждены, что события одиннадцатого сентября были подготовлены спецслужбами США. Это кабинетные детективы, встречающиеся на форумах, посылающие друг другу записи с «YouTube» и постоянно поддерживающие друг друга взаимным одобрением. Конечно, включить события 7 июля в лондонском метро в свою теорию заговора додумались только самые крайние экстремалы среди них, так как тут все было слишком очевидно. Однако они попытались использовать блог Рэйчел в собственной кампании.
Читая их писанину, Рэйчел подумала: а как они объясняют взрыв бомбы в автобусе на Тэвисток-сквер? Когда Хассиб Хуссейн взорвал себя в автобусе № 30, шедшем от Мраморной Арки до Хэкни-Вик в 9.47. Взрыв сорвал крышу с верхнего этажа автобуса. Тринадцать пассажиров, оказавшиеся в задней части автобуса, погибли вместе с террористом. В прессе были опубликованы фотографии крови и кусков разорванных тел на стенах расположенной неподалеку Британской медицинской ассоциации. Как господа конспирологи объяснят взрыв в автобусе?
И Норт увидела их объяснение: на самом деле автобус вовсе не взорвался. Это был трюк с использованием пиротехники, каскадеров, актеров и искусственной крови.
* * *
Совершенно очевидно, что Рэйчел не стоило ничего предпринимать. Нет ничего удивительного в том, что люди очень часто пишут в Интернете всякую чушь. Но она только что пережила теракт и, вероятно, проводила слишком много времени в одиночестве, уставившись в экран компьютера. Поэтому, как и следовало ожидать, Рэйчел подошла к проблеме с нерациональной точки зрения. И поступила неразумно.
— К тому моменту, — продолжала она свой рассказ, — я познакомилась с людьми, потерявшими своих близких в результате того теракта. Называть людей, погибших в автобусе, актерами и каскадерами было, по моему мнению, просто преступно. Я прочитала все, что было написано в постах, и вышла на улицу: мне необходимо было подышать свежим воздухом. Я думала: «Они просто ничего не понимают. Как только они побеседуют с кем-нибудь, кто на самом деле все это пережил, то сразу же поймут, какой ерундой занимаются и бросят тратить на нее время». Автор одного из постов предлагал оставлять комментарии у него на сайте. И я написала ему возмущенное послание: «Как вы смеете таким образом искажать мои слова?! Всплеском напряжения нельзя оторвать у людей конечности». Он ответил: «Вы ведь даже не знали, что бомба находится в вашем вагоне! Вы сами постоянно меняете свою версию произошедшего!»
Рэйчел была вне себя. Теперь она считала своим долгом заставить этих людей понять, что они ошибаются.
— Но тогда я совершенно не представляла, с кем имею дело. В их текстах снова и снова проявлялось одно — абсолютная неспособность сочувствовать окружающим. Они, к примеру, вырезали и рассылали самые чудовищные описания и фотографии, сделанные службой спасения, с изображением искореженных стен, заляпанных кровью и приставшими к ним кусками человеческих тел; полицейских, перешагивающих через разорванные трупы или через дыру, образовавшуюся в полу после взрыва бомбы. Они рассылали подобные вещи, на которые нельзя было смотреть без слез, и тут же добавляли комментарий: «А! Видите? Отверстие находится справа, а не слева!!!». И только это их и волновало.
— Значит, их волновало лишь местоположение отверстия в полу? — переспросил я.
— Какая-то дикость, правда?
…
«Пункт 8: «Бессердечие/неспособность сочувствовать окружающим».
Я невольно вспомнил пункт из опросника Боба, хотя уже в значительной мере пересмотрел свое отношение к нему. Теперь я понимал, что опросник представлял собой мощное и небезопасное оружие, которое, попав не в те руки, могло причинить чудовищный вред, и уже начал подозревать, что мои руки как раз и были «не теми». Однако мне вспомнилось: «Пункт 8: «Бессердечие/неспособность сочувствовать окружающим. Любая оценка боли окружающих абсолютно абстрактна».
Слишком поздно Рэйчел поняла, что, ввязавшись в дискуссию со сторонниками теории заговора, сама стала частью этого «заговора».
— Они начали обсуждать меня, — призналась она. — Стали создавать какие-то совершенно невероятные теории. Исходя из того, что я организовала группу и блог, эти люди предположили, что я являюсь распространительницей официальной версии событий и навязываю ее выжившим, тем самым пытаясь контролировать их, и что я выступаю в качестве рупора правительства, в цели которого входит распространение дезинформации. Они стали относиться ко мне с чрезвычайной подозрительностью. Им не составило особого труда создать теорию относительно меня: дескать, профессионал-контрразведчик или оперативник, работающий под прикрытием. Нашлись и такие, кто высказывал мнение, что меня вообще не существует. Они полагали, что я — это группа людей, целью которых является создание фантастического образа Рэйчел Норт и использование его в качестве средства для того, что они именовали «пси-оп» — то есть «психологические операции» — с целью манипулирования общественным мнением жителей Великобритании.
Теория «Рэйчел Норт не существует» возникла после того, как сторонники теории заговора подсчитали количество постов и сообщений, которые она оставила, и «математически доказали», что автор не может быть одним человеком. Рэйчел Норт — группа, состоящая из нескольких участников.
Рэйчел пыталась убедить их, что они заблуждаются и что не очень-то приятно быть персонажем чьих-то параноидальных фантазий, особенно после того, как тебя самого чуть было не взорвали в вагоне метро. Но ничего не помогало. Чем более активно Норт пыталась убедить «заговорщиков» в своем существовании, тем больше укреплялась их уверенность в том, что она — чей-то вымысел.
«Я не работаю на правительство, — писала она. — Я обычный человек. У меня обычная работа в обычном офисе, и я очень прошу вас: прекратите инсинуации в мой адрес. Пожалуйста, прекратите!»
Кто-то из них ответил:
«Из тактики подачи дезинформации, которой придерживается Рэйчел, ясно, что она является частью лживых пропагандистских мероприятий СМИ и полиции».
«Могу поспорить, что все это пишет не женщина», — заявил другой.
Обвинений в ее адрес становилось все больше. Норт начала получать письма с угрозами. Некоторое время назад она сама чуть было не погибла, затем организовала группу поддержки людей, которые стали жертвами теракта, и вот теперь ей угрожают расправой. Каким-то образом «заговорщикам» удалось выйти на ее родителей, и они засыпали их информацией с «истиной» о событиях 7 июля и об их дочери. Отца Рэйчел, сельского священника, эти письма смутили и страшно расстроили.
Поэтому Норт решила с ними встретиться. Она покажет им, кто она такая. Явится перед ними во плоти. Рэйчел прочитала, что «заговорщики» обычно собираются на втором этаже одного паба, и отправилась туда со своей подругой. Поднимаясь по ступенькам, она не без страха задавалась вопросом, как же должны выглядеть эти злобные интернетные писаки. Норт представляла их в высшей степени опасными физически. Но, зайдя в помещение, Рэйчел увидела, что оно заполнено маленькими, тщедушными людьми — что-то вроде классического портрета ученого-зануды. Некоторые из «заговорщиков» смущенно уставились в свои бокалы с пивом. Другие исподтишка поглядывали на Рэйчел и ее подругу, заинтригованные появлением в их обществе двух красивых женщин, которые, по-видимому, тоже решили присоединиться к ним.
Норт и ее подруга сели за столик у стены. Какое-то время ничего особенного не происходило. Затем дверь открылась: вошел еще один посетитель. У него была довольно яркая, приковывающая к себе внимание внешность. Рэйчел мгновенно его узнала. Она была потрясена.
Перед нею был Дэвид Шейлер.
* * *
В 1997 году Дэвид Шейлер, являясь сотрудником британской разведки «МИ-5» (кодовый номер — G9A/1), передал секретные сведения газете «Мейл он санди». По сообщению газеты, он присутствовал на межагентурном совещании, на котором сотрудник «МИ-6» (кодовый номер — PT16B) сообщил о плане устранения ливийского лидера полковника Каддафи. PT16B сказал G9A/1, что убийцы уже подготовлены. Это были члены организации под названием «Ливийская исламская боевая группа», которые должны были установить взрывчатку на дороге, по которой намеревался проехать Каддафи. Однако они нуждались в деньгах и поэтому обратились в «МИ-6».
PT16B (которого звали, как выяснилось, Дэвид Уотсон) включил G9A/1 (которого звали Дэвид Шейлер) в группу информированных лиц по одной простой причине: «МИ-6» не хотела, чтобы «МИ-5» начала охоту на убийц, если она вдруг пересечется с ними в каком-то другом контексте. Кроме того, как сразу же сообщил Уотсон Шейлеру, данную информацию необходимо держать в секрете от правительства Великобритании. Она должна оставаться строго конфиденциальной.
Шейлер поначалу подумал, что все это не более чем хвастливая болтовня, а Дэвид Уотсон просто мечтает стать Джеймсом Бондом и что из всех доверенных ему планов ничего не выйдет. Но несколько недель спустя под кортежем Каддафи действительно взорвалась бомба. Однако все прошло не слишком удачно: погибло несколько телохранителей, но сам полковник не пострадал.
Шейлер был вне себя от гнева. Он не хотел оказаться причастным к той составляющей деятельности его организации, которая была связана с подрывной деятельностью и политическими убийствами, и потому принял достаточно жесткое решение. Он позвонил одному своему знакомому, который свел его с журналистом, работавшим в «Мейл он санди». Шейлер передал ему всю известную ему информацию, получив за нее 20 000 фунтов, и вечером в субботу, накануне выхода газеты, бежал из Англии вместе со своей подружкой Энни Мэчон.
Вначале они отправились в Голландию, а затем поселились на отдаленной ферме во Франции. У них не было ни телевизора, ни машины. Пара провела там десять месяцев, жила на деньги, полученные от газеты. Шейлер написал роман. На уик-энд они отправились в Париж, но стоило им войти в вестибюль отеля, как шесть сотрудников французской тайной полиции окружили Шейлера.
Он провел четыре месяца в особой французской тюрьме, а затем еще месяц в тюрьме британской, после чего его освободили — и он сделался героем для многих людей, считавших, что Шейлер совершил доблестный поступок, пожертвовав свободой, чтобы вывести на чистую воду правительство, финансирующее и поддерживающее тайные незаконные операции.
Рэйчел Норт всегда им восхищалась. Я тоже…
И вот теперь, пять лет спустя, Дэвид Шейлер — к неописуемому удивлению Рэйчел — вошел в паб с весьма сомнительной репутацией. Что ему было нужно в компании странноватых сторонников теории заговора? Вскоре ей все стало ясно — он оказался одним из них.
В тот вечер Шейлер был главным оратором. Значительности ему придавала репутация бывшего офицера «МИ-5». Присутствующие слушали его с напряженным вниманием. Он сразу же заявил, что трагедии 7 июля не было. Все, что о ней говорится, — сплошная ложь. Слушатели энергично кивали. Весь мир был одурачен хорошо продуманной ложью. Рэйчел не могла больше этого выносить. Она встала. — Я была в том вагоне! — крикнула она.
Примерно в то же самое время в другой части Лондона я просматривал в «Google» ссылки на самого себя и натолкнулся на длинное и довольно оживленное обсуждение вопроса «Джон Ронсон: «подсадная утка» или просто дурак?». Дискуссия возникла как реакция на мою публикацию, в которой я писал, что не верю, будто трагедия 11 сентября была подстроена спецслужбами. Дискутирующие разделились на два лагеря. Одни считали, что Ронсон — подсадная утка (марионетка в руках теневой элиты), а другие утверждали, что он просто идиот. Я страшно разозлился и оставил сообщение, в котором писал, что я ни то ни другое. Практически сразу же несколько участников обсуждения оставили сообщения, в которых предупреждали о необходимости быть осторожным, так как Джон Ронсон — это «вторая Рэйчел Норт».
«Что еще за Рэйчел Норт?» — подумал я.
Потом впечатал ее имя в поисковую строку «Google», и спустя какое-то время мы встретились.
Я зашел к ней домой. Дом Рэйчел был самым обычным и располагался неподалеку от моего. Она рассказала мне всю свою историю со дня взрыва и до того момента, когда собравшиеся в пабе начали орать друг на друга. Для нее все уже закончилось. Больше связываться с ними она не намеревалась. Ей надоело быть под прицелом у сумасшедших. Она собирается закрыть свой блог и больше не желает воспринимать себя как жертву.
На прощание Рэйчел сказала:
— Теперь я знаю, что реально существую. — Она взглянула на меня. — Все те, с кем я тогда встретилась в вагоне метро, знают, что я существую. Я вышла из взорванного вагона вся в крови, в дыму, с осколками стекла в волосах и обломком металла в запястье. Меня фотографировали. Я давала показания полиции. В больнице мне зашивали раны. Могу предоставить десятки свидетелей, которые знают, что я была в поезде и что реально существую. И что я действительно та, за кого себя выдаю.
— Вне всякого сомнения, вы реально существуете, — заметил я.
На какое-то мгновение на лице Рэйчел мелькнуло выражение явного облегчения.
Я послал Дэвиду Шейлеру электронное письмо, в котором спрашивал, не хотел бы он встретиться со мной, чтобы побеседовать о Рэйчел Норт.
«Да, конечно», — ответил он.
Мы встретились несколько дней спустя в кафе неподалеку от Эджвер-роуд. Шейлер выглядел усталым, не совсем здоровым, потерявшим форму, но больше всего меня поразило то, насколько быстро он говорит. Создавалось впечатление, что Дэвид просто не способен сдерживать бьющий из него обильный фонтан слов.
Правда, в самом начале нашего разговора он говорил не так быстро. Именно тогда я и задал ему вопрос о его прошлом — о том, как он попал на работу в «МИ-5». Дэвид улыбнулся, немного расслабился и начал рассказ. Его история напоминала увлекательную легенду.
— Я искал работу и натолкнулся на объявление в «Индепендент» под заголовком «Годо не придет», — начал свою историю Шейлер. — А так как мне приходилось читать эту пьесу [8] и по-английски, и по-французски, я невольно обратил на него внимание. У меня сложилось впечатление, что им нужен журналист, и я послал свое резюме.
Резюме у Шейлера было хорошим, но отнюдь не блестящим. Он окончил университет в Данди, где редактировал студенческую газету, затем занимал менеджерские должности в нескольких мелких издательствах, которые одно за другим прогорали… Тем не менее его пригласили на собеседование. При первой встрече все выглядело весьма обыденно.
Но второе собеседование вышло небанальным.
— Оно проходило в здании без каких-либо вывесок на Тоттенхэм-Корт-роуд в Лондоне. Здание было абсолютно пустым. В нем не оказалось никого, кроме одного парня-администратора и того человека, кто проводил со мной беседу. Он напоминал классический образ офицера разведки: высокий, аристократического вида, с зачесанными назад седеющими волосами, в костюме в тонкую полоску. И вот я сижу в странноватом здании, а тот парень задает мне разные вопросы.
Дэвид, как и я, миллион раз проходил по Тоттенхэм-Корт-роуд. Это ничем не примечательная улица: не слишком дорогие магазины и редакция журнала «Тайм-аут». Меньше всего здесь ожидаешь за какой-нибудь дверью без вывески отыскать вход в параллельную шпионскую вселенную.
— И какие же вопросы он вам задавал? — спросил я.
— Был ли я религиозен в двенадцать лет, как формировались мои политические взгляды в подростковом возрасте, каковы основные вехи на моем жизненном пути, что наиболее ценного я сделал в своей жизни… Беседа проходила на гораздо более высоком уровне, чем обычное собеседование при приеме на работу. Он задал мне вопрос относительно этических принципов разведывательной деятельности. И еще постоянно спрашивал: «Как вы думаете, где вы находитесь?» Мне не хотелось отвечать на его вопрос. Не хотелось выглядеть идиотом. Но он продолжал задавать один и тот же вопрос. Наконец я сдался и спросил: «Это «МИ-5»?». «Ну, конечно», — ответил он.
Вскоре после описанной встречи у Дэвида началась мания преследования. А не является ли все это какой-то сложной шарадой, специально разработанной кем-то для того, чтобы уничтожить его?
— Я представлял, как он говорит, обращаясь ко мне: «Мы давно собирались вас ликвидировать. Мы выслеживали вас. И вот теперь вы попались!» — со смехом признался Дэвид.
Я тоже рассмеялся и воскликнул:
— У меня тоже очень часто бывают такие мысли! Правда-правда! Даже очень часто! И могут подолгу меня преследовать…
(Кстати, на «синдром навязчивых идей» можно нередко натолкнуться в справочнике «DSM-IV». Он считается характерным для обсессивно-компульсивного расстройства, для генерализованной тревожности и т. п. — словом, для всех расстройств, связанных с повышенной активностью миндалевидной железы. Ранее я считал их положительным явлением: ведь, по моему мнению, журналистами должны владеть навязчивые идеи и мания преследования, не так ли? Но когда я прочитал о «навязчивых идеях» в «DSM-IV», то немного испугался — а вдруг это действительно серьезное расстройство?.. Меня такие «идеи», к счастью, преследуют не постоянно. Только иногда. Возможно, одна навязчивая мысль в неделю. Или даже реже.)
В «МИ-5» Дэвиду предложили работу. Позже он спросил, сколько еще человек было принято с помощью объявления «Годо не придет». Ему ответили: нисколько. Ни одного человека, кроме него.
В первый же день на новой службе Шейлер обнаружил, что работать ему предстоит в кабинете, в обыденной и весьма банальной обстановке, совсем не похожей на ту, какой представляли себе его друзья, одержимые теорией заговоров. (В те времена, конечно, Дэвид не имел никакого отношения к теориям заговора. Он приобщился к ним значительно позже, когда покинул не столь уж чарующий мир тайных элит и вернулся в обыденную жизнь.)
— Это был абсолютно обычный кабинет, — сказал он. — У вас имелась корзина для входящих бумаг и корзина для бумаг исходящих. И в вашу задачу входила обработка информации. Единственное отличие от работы рядового клерка заключалось в том, что ваша ошибка могла стоить кому-то жизни. И я счастлив, что был одним из тех, кто делал мир более спокойным, участвуя в предупреждении серьезных терактов. В общем, работа была вполне достойная. Но в ней были свои странности. К примеру, там заводили дела на самых разных людей, типа Джона Леннона, Ронни Скотта, и на большинство из тех, кто со временем занял министерские посты в правительстве лейбористов. Людей обвиняли в сочувствии коммунизму по самым глупым причинам. Даже завели дело на двенадцатилетнего мальчугана, написавшего в ЦК коммунистической партии письмо с просьбой предоставить ему информацию для сочинения по коммунизму, которое парню задали в школе. На него приклеили ярлык сочувствующего коммунистам.
— А смог бы этот мальчишка когда-нибудь узнать, что в «МИ-5» на него заведено дело? — спросил я.
— Нет. Конечно, нет, — ответил Дэвид.
Время от времени Шейлер, правда, выходил и на оперативную работу, но не часто.
— Однажды я отправился на демонстрацию, переодевшись анархистом. Какой-то парень сунул мне в руку листовку — «Что вам известно о Союзе против выборов?». Именно этот союз я тогда и изучал в «МИ-5». И мне хотелось ему ответить: «Намного больше, чем тебе, дружище!».
Мы беседовали с ним о его знаменитой секретной встрече с PT16B по поводу покушения на Каддафи, о бегстве в Европу, о месяцах, проведенных на французской ферме, об аресте и заключении. В конце концов, наш разговор перешел на Рэйчел Норт. Шейлер был, по его словам, уверен в том, что ее на самом деле не существует.
— Позвольте мне рассматривать Рэйчел Норт в качестве составной личности, созданной «МИ-5», — сказал Дэвид. — «Рэйчел Норт» — как раз то, чем занимаются многие разведки.
— Но вы же встречались с ней лично, — возразил я.
— Да, знаю, я встречался с ней лично, — ответил Шейлер. Внезапно он заговорил быстрее и намного громче: — Она действительно может существовать как вполне реальный человек, но это не означает, что за ней не стоят пятеро других людей, которые пишут в Интернете от ее имени.
— Ну, это уж вы загнули! — заметил я.
— Вам стоит внимательнее просмотреть ее многочисленные посты, — возразил Дэвид. — Представьте, сколько текста Норт могла напечатать за один раз.
— Да, печатала она очень много, — согласился я. — Вне всяких сомнений.
— Люди, принадлежащие к нашему движению, пришли к выводу, что от нее исходило слишком много постов, чтобы можно было всерьез поверить, что они написаны одним человеком.
— Ну, вы же знаете этих блогеров, — сказал я. — Они все пишут и пишут, пишут и пишут. Я не могу понять зачем, ведь им не платят.
— У меня также вызывает подозрения и тот факт, что Норт отказывается от участия в пресс-конференции относительно событий 7 июля, — продолжал Дэвид. — Почему она не желает, чтобы ее спокойно и подробно расспросили о том, что тогда произошло?
— Но ведь она же была в том вагоне! — не вытерпел я. — Она была в ВА-ГО-НЕ. Неужели вы действительно хотите, чтобы человек, который оказался почти в эпицентре взрыва, отвечал на вопросы тех, кто сутки напролет сидит в Интернете, и позволил убедить себя, что в поезде не было никакой бомбы?!
Мы злобно смотрели друг на друга. Я выиграл раунд. Но тут Шейлер улыбнулся, как будто намекая на то, что у него есть козырь и посущественней. Наступил момент, говорила его улыбка, перейти к по-настоящему серьезным аргументам.
— Когда Рэйчел Норт пришла на одно из наших собраний, — сказал он, — у меня возникло впечатление, что в ее поведении имеются признаки… — Он сделал паузу. — Психического заболевания.
— Вы намекаете на то, что Рэйчел Норт психически больна? — переспросил я. Это был удар ниже пояса.
— Меня поразило то, с каким неистовством она набросилась на меня, — сказал Дэвид. — Норт вскочила с места, подбежала ко мне и начала орать. Во всем ее поведении было что-то ненормальное …
— Да просто она считала происходящее безумием… — попытался я возразить.
— Она не пожелала даже взглянуть на доказательства, — перебил меня Дэвид. — Точно так же, кстати, как и вы, Джон. Точка зрения, не принимающая во внимание свидетельства противоположной стороны, считается предвзятым мнением. Говорить, что теракт 7 июля есть дело рук мусульман — тех троих парней из Лидса и одного из Эйлзбери, — настоящий расизм, Джон. Расизм! Расизм! Полагая, что это совершили именно они, вы проявляете себя как откровенный расист по отношению к мусульманам.
Повисло молчание.
— Ладно, хватит, заткнитесь, вы меня уже достали, — пробормотал я.
В тот вечер я позвонил Рэйчел и сообщил, что встречался с Дэвидом Шейлером.
— И что же он сказал? — спросила она.
— Что вы либо не существуете, либо психически больны.
— И все из-за той идиотской встречи… По их версии, я якобы вышла на сцену и начала опровергать их бред. Но это же не так! Все вдруг начали орать. Вся комната буквально взорвалась криком. Мне, конечно, пришлось повысить голос, чтобы меня было слышно. Однако они продолжали вопить. И я тоже кричала…
Полный вариант моего интервью с Дэвидом Шейлером через несколько недель транслировали на «Радио-4 Би-би-си». За несколько часов до его выхода в эфир у меня началась паника. Наверное, функция моей миндалевидной железы зашкаливала. Не открыл ли я своей последней фразой, обращенной к Дэвиду Шейлеру, ящик Пандоры? Не вызову ли обнародованием нашего с ним разговора ненависть со стороны участников «Движения за правду о 7 июля»? Не начнут ли они преследовать меня так же, как они преследовали Рэйчел? Но я уже ничего не мог изменить. Механизм был запущен. Где-то внутри здания Би-би-си пленку уже вставили в магнитофон и вот-вот начнется эфир.
На следующее утро мне было очень страшно открывать свой почтовый ящик в Интернете. В конце концов я все-таки решился. И — к огромной своей радости — обнаружил, что он заполнен благодарностями от слушателей. Все сходились в одном: я нанес серьезный удар по абсурду от лица сторонников рационального мышления. Было очень радостно. Всегда приятно, когда тебя хвалят за умение рационально мыслить. Интервью с Шейлером стало одним из самых популярных в моей карьере. Публика была в восторге. Участники «Движения за правду о 7 июля» вообще проигнорировали интервью. Моя миндалевидная железа пришла в норму. Жизнь продолжалась.
Прошло несколько месяцев. И вдруг Дэвид Шейлер стал чрезвычайно популярной фигурой. На «Радио-2 Би-би-си» он выступал в «Джереми Вайн шоу», а на «Радио-5 Би-би-си» — в «Стивен Нолан шоу». Ему был посвящен двухстраничный разворот в «Нью стейтсмен». Причина упомянутой внезапной популярности заключалась в том, что он создал совершенно новую и чрезвычайно неожиданную теорию.
…
«Я спросил у Шейлера, правда ли, что он полагает, будто в терактах 11 сентября вообще не участвовали самолеты. (Его подруге Энни) Мэчон явно стало не по себе от моего вопроса. «Да, черт возьми, именно это я и собираюсь сказать, — говорит он ей. — Да, я думаю, что никакие самолеты не участвовали в событиях 11 сентября». Но мы же все собственными глазами видели, как два самолета врезались в башни Всемирного торгового центра! «Единственное возможное объяснение, — отвечает Шейлер, — заключается в том, что на самом деле мы видели ракеты, окруженные голограммами, благодаря которым они становились похожи на самолеты. Если вы внимательно просмотрите отснятый материал кадр за кадром, то увидите, как ракета, формой напоминающая сигару, врезается в здание Всемирного торгового центра». Должно быть, он заметил, что у меня отвисла челюсть. «Да, я, конечно, понимаю, что это звучит дико, но именно такова моя точка зрения, и я в ней убежден».
Брендан О’Нил, «Нью стейтсмен», 11 сентября 2006 г.
Дэвид Шейлер присоединился к довольно немногочисленному экстремистскому крылу «Движения за правду об 11 сентября», сторонники которого считали, что в трагедии не участвовали самолеты, и журналисты, которые раньше воспринимали названную организацию как некую банальность и особенно не стремились освещать ее деятельность, теперь вдруг заинтересовались ею.
Я позвонил Шейлеру.
— Нет никаких свидетельств использования самолетов, кроме нескольких путаных сообщений свидетелей, — решительно заявил он.
— И… — начал я.
— …И явно сфальсифицированный отснятый материал, — перебил меня Дэвид.
— Но этот отснятый материал транслировался непосредственно с места событий, — возразил я.
— А вот и нет, — запротестовал Дэвид. — Он шел с некоторым временным опозданием.
— У вас не возникло никаких проблем с вашей подругой и с более консервативными элементами в «Движении»? — спросил я.
Я услышал, как Дэвид тяжело вздохнул.
— Да, — признался он, — они просили меня не распространять теорию голограмм. — Он немного помолчал. — В «Движении» даже появилась тенденция отмежеваться от меня.
Я чувствовал, что он сильно уязвлен, хотя и делал вид, что ему наплевать.
— Джереми Вайн, Стивен Нолан — ведущие очень престижных передач, их слушают миллионы людей, — заметил Дэвид.
— Вы нужны Джереми Вайну и Стивену Нолану только потому, что ваша теория отдает скандальным безумием, — сказал я.
Шейлер возразил, что его теория абсолютно реалистична и что касается голограмм, это только начало. Разрабатываются планы, заявил он, «операции “ложного флага”», в которой будут использоваться голограммы, создающие впечатление полномасштабного вторжения инопланетных сил».
— Кому же и с какой целью нужны подобные вещи? — спросил я.
— Чтобы ввести военное положение по всей планете и лишить нас всех гражданских прав, — ответил Дэвид.
На самом деле мысль о том, что правительства могут в один прекрасный день использовать голограммы, чтобы ввести население своих стран в заблуждение, не столь уж безумна, как может показаться на первый взгляд. За несколько лет до того мне попался доклад, подготовленный в Академии ВВС США и каким-то образом просочившийся в открытую печать. Он был озаглавлен так: «Несмертельные виды вооружений: терминология и характеристики». В нем перечислялись все виды экзотического оружия, которые либо уже разрабатывались, либо планировались к разработке в Министерстве обороны США. Один из разделов назывался «Голограммы».
…
ГОЛОГРАММА «СМЕРТЬ».
Использование этой голограммы позволяет напугать объект до смерти. Пример: наркобарон, страдающий от заболевания сердца, видит рядом с кроватью призрак своего покойного конкурента и умирает от ужаса.
ГОЛОГРАММА «ПРОРОК».
Проецирование изображения древнего бога на здание законодательного собрания вражеского государства, средства связи которого были захвачены и используются против него в ходе массированной психологической операции.
ГОЛОГРАММА «ВОЙСКА».
Проецирование изображения войск, благодаря которому у противника возникает впечатление, что наступающих сил значительно больше, чем есть на самом деле, а также создает иллюзию, что наши войска уже находятся в регионе, где их на самом деле нет и/или служит ложной мишенью для его контрударов.
«Что ж, возможно, Дэвид не так уж и безумен, как кажется», — подумал я.
Прошел год. И вдруг я получаю письмо по электронной почте.
…
«5 сентября 2007 г.
Дорогие мои!
Это чрезвычайно серьезно. Пожалуйста, не пропустите величайшее событие в истории: в самый мрачный ее час Иисус возвращается, чтобы спасти человечество. Место проведения пресс-конференции — Парламент-Грин, рядом со зданием Парламента и Темзой. Время — 14.00 в четверг 6 сентября.
С любовью и светом,
Дэвид Шейлер»
Дэвид предполагал объявить, как сообщалось в прилагавшемся пресс-релизе, что он и есть Мессия.
…
«Журналистов просят продемонстрировать готовность к пониманию, так как они столкнутся с тем, истинность чего им не дано определять, а из-за легкомысленного отношения люди могут утратить свой шанс на вечную жизнь.
Все это довольно странно для человека, который был атеистом и технократом еще каких-нибудь три года назад. И я прекрасно сознаю, насколько дико звучат мои слова. Тем не менее существуют древние свидетельства того, что Мессию должны звать «Дэвид Шейлер». Если к сказанному добавить еще и небесные знамения, появившиеся независимо от меня, включая Мессианский Крест в небе из Сатурна, Меркурия, Венеры и Солнца 7/7/7, в день, когда я был провозглашен Мессией, становится совершенно очевидным, что некая высшая сила избрала меня в качестве помазанника, которому предстоит спасти человечество.
Другие инкарнации включали Тутанхамона, короля Артура, Марка Антония, Леонардо да Винчи, Лоуренса Аравийского и Астронгеса — еврейского пастуха и революционера, распятого римлянами в Палестине в I веке до н. э.
Дэвид Майкл Шейлер».
Народу пришло до смешного мало. Дэвид в ниспадающих белых одеждах сидел в центре круга. Выглядел он превосходно. Присутствовало всего два журналиста: кто-то из «Скай ньюс» и я. Все остальные скорее всего были старыми друзьями Шейлера из «Движения за правду…». Они выглядели несколько растерянными.
Представитель «Скай ньюс» сказал мне, что пришел просто взять интервью у Шейлера, транслировать которое они не собирались. Намечалось просто записать его и положить в коробку «на всякий случай».
Под «всяким случаем» понималось что-то по-настоящему страшное.
Дэвид сообщил собравшимся, что знамения стали появляться уже давно.
— Помните, когда я ответил на объявление в «Индепендент» «Годо не придет»? — сказал он. — Теперь я уверен, что это тоже было одно из знамений. Ведь даже в заголовке присутствовало слово «God» («Бог»).
— С какой стати «МИ-5» пришло в голову упомянутое объявление подгонять именно под вас? — спросил я.
— Насколько я понимаю, в задачи «МИ-5» входит защита воплощений Мессии, — ответил Дэвид. — Мне хорошо известно, как работает «МИ-5». Им нужно установить контакт с вами. В результате прослушивания вашего телефона они узнают, что вы ищете работу и читаете определенную газету. И они нацеливают объявление на вас. Странно ведь, не правда ли, что по тому объявлению больше никого не взяли?
Я заговорил с женщиной, стоявшей рядом со мной. Она назвалась Белиндой и сообщила, что когда-то Шейлер снимал у нее квартиру. Дэвид продолжал свою проповедь, и она прошептала мне на ухо, что не может больше просто так сидеть и слушать. Происходящее ее слишком расстраивало. Ей необходимо было высказаться.
— Э-э… Дэвид, можно мне… — начала она.
— Как вы смеете перебивать Мессию! — воскликнул тот.
— Ладно, — со вздохом произнесла Белинда. — Продолжайте.
— Будучи спасителем, — злобным голосом проговорил Шейлер, обращаясь к ней, — я пытаюсь объяснить людям, как достичь вечной жизни…
— Хорошо, извините… — пробормотала Белинда.
— …и люди, которые желают заслужить вечную жизнь, вероятно, захотят услышать это от меня без посторонних комментариев, — продолжал Дэвид. — На все вопросы я отвечу в конце, Белинда, а сейчас попытаюсь объяснить всем присутствующим нечто крайне важное.
— Мне кажется, Дэвид, присутствующим становится очень грустно от того, что они слышат от вас, — возразила Белинда. — С точки зрения образа Мессии или пророка вы делаете несколько существенных ошибок. Во-первых, вы не дали себе времени на размышление о своей миссии. Вы слишком быстро вышли на проповедь. Во-вторых, вы не собираете вокруг себя настоящих последователей. В-третьих, вы сами об этом сообщаете — в то время как необходимо, чтобы другие провозгласили: «Он — Тот, кто должен прийти» и начали поклоняться вам, и все такое прочее. Но вы сами объявили себя избранным. Я хочу сказать, что вы ведете себя не как Мессия…
Дэвид огрызнулся в том смысле, что, поскольку он является истинным Мессией, любое его поведение должно восприниматься как единственно правильное поведение Мессии.
— С каких пор вы стали экспертом по Мессиям? — бросил он.
— Я вижу, как человек с огромным талантом и первоклассным интеллектом, — ответила Белинда, — который был весьма успешен на когда-то избранном им пути, внезапно разрушил все и отправился в какое-то необъяснимое эзотерическое странствие. Вы сейчас выдаете нечто такое, что ни один здравомыслящий человек не может воспринимать иначе как с насмешкой. Что очень, очень меня расстраивает.
Шейлер свысока взглянул на нее и сказал:
— Я знаю, что я — Мессия. И вам самой решать, почему вы не можете принять эту истину.
На пресс-конференции Дэвид много говорил о необходимости распространить его весть по миру, но минуло несколько недель и ничего существенного не произошло. Он дал одно или два интервью, но до той шумихи, которая возникла вокруг него в период разглагольствований о голограммах, было далеко. Я представил динамику безумия Дэвида Шейлера в виде графика:
Безумные идеи Дэвида Шейлера.
Казалось, в случае с Дэвидом существовало некое молчаливое соглашение: его заявление, что «трагедии 7 июля на самом деле не было», слишком неинтересно, чтобы быть привлекательной разновидностью безумия, зато история с самолетами-голограммами оказалась в этом смысле идеальной, ну, а идея с Мессией воспринималась уже как что-то совершенно запредельное. Но почему? Что делало какую-то разновидность безумия приемлемой, а другую — нет? Большинство журналистов при ответе на мой вопрос, конечно же, притворятся невинными овечками и заявят, что история с голограммами была чем-то вроде совершенно безобидного, на первый взгляд, кашля на пути к «неизлечимой раковой опухоли» претензий на роль Мессии. Трудно отрицать, что в подобном ответе есть доля истины, но я отнюдь не уверен, что все на самом деле так уж просто. Обе теории представляются совершенно очевидными проявлениями психического заболевания, но только одна из них оказалась приемлемой для журналистской раскрутки.
На следующие два года Дэвид полностью выпал из поля зрения СМИ. Единственное упоминание о нем относится к августу 2009 года, когда полиция организовала рейд против захватчиков фермы в Суррее, находящейся под государственной охраной. Довольно плохое видео изгнания скваттеров попало в Интернет. Оно главным образом состоит из криков «Не желаю иметь с вами дела», которые захватчики издают в тот момент, когда полицейские вытаскивают их из постелей. Но на какое-то мгновение среди всей этой сумятицы камера резко поворачивает в сторону, и в кадре появляется шикарно одетый трансвестит. Впоследствии он представился «Дэйли мейл» как Делорес, но под париком и косметикой можно безошибочно узнать Дэвида Шейлера.
Как бы то ни было, к своему величайшему изумлению, листая «DSM-IV», я обнаружил, что трансвестизм, или «трансвестический фетишизм» включен в список психических расстройств.
…
«Как правило, мужчина, страдающий трансвестическим фетишизмом, хранит у себя коллекцию женской одежды, в которую время от времени переодевается… Во многих — или большинстве — таких случаев это вызывает у него сексуальное возбуждение… (хотя) со временем мотивация поведения трансвестита может меняться, а степень сексуального возбуждения уменьшается или же оно полностью исчезает. В подобных случаях переодевание становится противоядием от невротического напряжения и депрессии, вызывая ощущение успокоения и душевного умиротворения».
Прошел еще один год, в течение которого я разгадывал загадку «Бытия или Ничто», встречался с сайентологами и с Тони в Бродмуре, пытался найти (с переменным успехом) подтверждение теории Боба Хейра о том, что психопаты правят миром, и вдруг ощутил неприятное чувство — будто, преследуя психопатов, я и сам стал одержимым. На самом деле, как понимаю теперь, я был одержимым искателем безумия уже на протяжении лет примерно двадцати. Впрочем, мои слова относятся практически ко всем журналистам. Именно поэтому я и взялся за работу по поиску психопатов с таким рвением. У меня очень хорошо получалось отыскивать алмазы безумия посреди мрака нормальности по той причине, что только этим я и зарабатывал себе на жизнь в течение пары десятков лет. Есть что-то несомненно психопатическое в журналистской профессии, в психологии и, конечно же, в искусстве отыскивать безумие. После встречи с Шарлоттой Скотт я успокаивал себя мыслью, что подобное происходит только на развлекательном телевидении, а сам я выше таких низменных вещей. Однако история Дэвида Шейлера доказала мою неправоту. Политическая журналистика ничем не отличается от глупых реалити-шоу. Я писал книгу об индустрии безумия и в ходе работы над ней начал понимать, что и сам являюсь частью этой индустрии.
Я постоянно возвращался в мыслях к загадке, почему же теория голограмм Дэвида была с таким энтузиазмом поддержана СМИ, а на его претензии на роль Мессии никто толком не обратил внимания. Почему одна разновидность безумия была воспринята как «правильная», а другая — как «неправильная»? Есть ли какой-либо способ отличить одну от другой? И если такая формула существует, что можно с ее помощью сказать о нас, журналистах?
Я отправил Шейлеру электронное письмо с предложением встретиться. Он ответил немедленно.
…
«Джон!
Получил ваше письмо. Конечно, я согласен на встречу.
В данный момент у меня не работает телефон. Я нахожусь в Девоншире. Приезжайте, когда Вам будет удобно, и задавайте любые вопросы.
Дэвид».
Создавалось впечатление, что Шейлер наконец-то вернулся к нормальной жизни. Жил он в очаровательном домике в крошечной деревушке. Из горячей ванны на задней веранде открывался вид на весь Дартмур. В домике был также домашний кинотеатр и сауна. Дэвид — в тот момент в мужской одежде, в белом джемпере и кожаных брюках — выглядел здоровым и довольным жизнью.
— Я живу практически без денег, — сообщил он, готовя мне кофе, — но совсем неплохо. Обо мне заботится сам Господь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.