В лунном сиянье

«Когда я был молод, звучал часто романс «В лунном сиянье снег серебрится…». Сейчас его не услышишь, а мы с родителями его часто пели по вечерам, в полумраке. И кажется, что этот романс так и шел со мной весь мой земной путь.

Впервые я подумал, что он моя путеводная звезда, когда в 17 лет влюбился в девушку-соседку. И мы пели эту мелодию даже без слов – как пароль, слово для счастья. Она стала моей первой женщиной, а я ее первым мужчиной, но судьба не была к нам благосклонна – их семью репрессировали, и они все сгинули в лагерях.

Потом романс я услышал на фронте, когда к нам приехала концертная бригада. Совершенно неизвестная певица так проникновенно пела, что все бойцы аплодировали. Потом, уже ночью, я увидел, как она с нашим комбатом медленно шла к ближнему перелеску. Вернулись под утро, утром бригада уехала, а днем комбата убили в атаке.

Когда я вернулся домой, моя невеста пела романс, когда гладила свадебное платье. А в первую ночь патефон у соседей выводил знакомую мелодию раз за разом, словно кто-то сидел около него и не мог наслушаться.

И еще я помню день, когда моя молодая жена сказала, что беременна. Опять играл патефон у соседей, а мы, как сумасшедшие, занимались любовью, никак не могли насытиться друг другом. И тогда жена впервые стала по-настоящему женщиной.

И когда второго сына мы несли из роддома – тоже был романс. Это уже через 4 года после первого. И мы с женой подпевали, и даже первенец, Сережка, тоже выводил тонким голоском.

Потом я купил пластинку и заводил ее часто, особенно если было грустно. Так было, когда дети заболели ветрянкой и их увезли в больницу. Потом, когда жена уходила от меня к неведомому мужчине. А вот когда она вернулась, пластинка, как нарочно, разбилась, а другую я уже не покупал.

Потом жена долго болела, а потом и умерла. Я встретил другую женщину, мы стали большими друзьями, а совсем близки стали, когда однажды она вдруг запела именно этот романс. Странно, потому что была на 24 года моложе, и тогда эта мелодия уже не пользовалась такой популярностью.

А еще она писала мне слова романса на стекле роддома, когда уже родила девочку – дочку младше моих внуков. И я подпевал – старый дурак среди молодых ошалелых мужчин.

И вот теперь, когда я уже патриарх родни – никого старше не осталось, – я слушаю любимый романс почти каждый день. Наушники никому не мешают, хотя придают мне странно моложавый вид. А дочка, видя, что я сижу в них, смотрит мне в глаза, а потом начинает подпевать совершенно точно с того места, которое пою именно сейчас. Наверно, это наследственная любовь. И слава богу – в этом есть что-то торжественное и бессмертное».

Николай Фомич, Астраханская обл.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.