1. Введение

1. Введение

Через лица приятелей,

через дороги их рук –

я вычислял предателей

даже среди подруг.

Как-то по весне-лету 1999 года я доторчался до полугодичного марафона с периодами — дня три-четыре поторчу, потом посплю, и спросонья опять в пару дней уйду, после чего голюны от переизбытка разной дряни в организме часов на десять, заканчивающиеся крепким сном с частыми вскакиваниями. Денек поем, а потом опять дня в три-четыре нырну. И все по новой. Единственная причина, по которой я не умер или не продолжил какое-то время жить так дальше — в голюнах и теплых ванных с огромным количеством подогретого раствора, в который еще и колипсола иногда капал под самую уже развязку — варить не умел. Сознательно варить не учился. А ведь было у кого. Варщики с семнадцатилетним, двадцатилетним стажем в пределах досягаемости находились. Из московских торчков постарше кто-то, возможно, погремухи слышал — Витя-Шляпа, Костя Суконный, Миша Подрочим… Ну, это целые круги старых советских винтовых.

Я сейчас Богов благодарю часто, что варить ума хватило не учиться. И без того сносит иногда по разной ерунде. А так — точно бы из последнего витка торча тотального не вынырнул. Уже к четырем годам ремиссия более-менее неустойчивая подкралась, а иногда втереться хочется так, что иду — и мучу. А варить умел бы — хана мне. ИМХО, конечно… Все разные. У кого-то выходит, а мне не надо даже пробовать — слишком уж я люблю до сих пор винт, и, думаю, это навсегда. Со временем нахлобучивает пореже, но зато КАК нахлобучивает, если уж такое случается — до скруток желудка и чувствования каждой обратки. А если бы умел варить — только и делал бы, что хлобучился — и варил. Мне почему-то так кажется.

Я еще забыл добавить, что когда так торчишь на винте, как я описал выше, то частенько параллельно с этим начинаешь бухать, чтоб сняться с отходняков. И бывает, что марафон перетекает в запой, с которого снимаешься очередным марафоном, приводящим к следующему запою. Полнейшая деградация. Начинаешь говорить только о наркотиках и только с теми, кто кроме как о наркотиках — ни о чем вообще не говорит. Ведь все остальное забыто давно. Только наркотики. А какие вокруг варщиков, зачастую, происходят движухи! А какие движухи порой устраивают сами варщики! Тут рассказывать бестолку — тут надо на собственной шкуре — из лохов в учителя — с инсультами, кровоизлияниями, съехавшей сразу во все стороны крышей и на недели зависающим хером, который хочет и хочет. Человек давно уже перестал хотеть. Остались только рифленые вены с признаками тромбофлебита и обмякший член. Они-то и требуют. Помните говорящую жопу у Берроуза в «Голом завтраке»? Вот это с человеком и происходит. А дальше — по обстоятельствам и силе воли. И ведь кажется, что все нормально, ровно, пучком… Помню, как смотрел в окно на идущих на работу людей, выбирая свои 2,5 куба в третий раз за 8 последних часов — и в каждом из них видел мудака. Куда там мне было что-то внушить. Один только я и те, с кем мутил — молодцы. Весь остальной мир — лохи и злобные твари. Страшное состояние — долгое, пронзительное, эгоистичное до полной потери контроля над собой. А как девок мутят, находясь в таком торче, рассказывать пока вообще не хочу. Может, попозже. И ведь выглядит все ок. Никто не обижается, все радуются — пока льется раствор. И так всякий раз, пока он льется. Как пустые оболочки живут многие люди в том состоянии, о котором я сейчас вспоминаю. Вмазаться, приходнуться, поебаться, разойтись до следующей вмазки. Не сразу, конечно, такое выходит. Процесс долгий и моментальный одновременно. Вот ты себя знаешь — а вот ты уже переродился в другого. Я больше видел этих девочек на приход, бьющихся в истериках на отходняках. Пользоваться таким не мог даже тогда, когда под плинтус закатывался. Ну, разве что, когда крышу срывало окончательно. Им лет по малу иногда бывало. И по многу тоже случалось. Там особенно и без разницы. Главное, чтоб все понимали правила игры. Потом пережевываешь это, если оно раньше не пережевало тебя — и начинаешь тупо старчиваться. Что-то я разогнался.

Мне все чаще кажется, что торч на винте уже в зрелом возрасте — это нежелание начинать взросло жить. Теперь существуют в тысячу раз круче препараты. От них приход не хуже, вреда в десятки раз меньше, крышу рвет не так жутко и прыщей не бывает. Ну, разве что от грязи, потому как наркомания — она наркомания и есть. Любовь к прыщам и нежелание признавать то, что на рынке появились и стали доступными, при желании, более безопасные и кайфовые вещи — это и есть юношеский максимализм, порой навечно поселяющийся в торчке. Тяжело отказываться от вещества, которое перерос. Торч — это ведь диалог — не только с миром через вещество, но и с самим веществом, постепенно подменяющим мир, заполняющим сначала его, а потом тебя. Или, может, наоборот? Не знаю точно… Кайфа-то хочется, блин. А мир-то не шибко кайфовый…

Чё-то я завелся с этим винтоварением…J)))

Вот еще что вспомнилось-проанализировалось. Я пока не фильтрую совсем. Давно ничего не писал толкового не стихами. Если вдруг где переберу — заранее прошу прощение.

Итак…

Варщики делятся, имхо, на две категории. Как человеку, имеющему четырнадцатилетний где-то стаж от первой инъекции винтом, доверять мне можно. Сильно доверять, впрочем, не советую. Мнение — оно мнением и останется.

Поскольку, повторюсь, сам не варил никогда — то перепробовал в избытке ведь. Первая категория варщиков, это те — кто варить не умеет. Таких почти все, кто считает себя ниибацца специалистами в этой области. (А область данная, если отстраниться от чего-то сильно сложного, ничем не отличается от любой другой сферы человеческой жизни. Мало разве недоумков-профессоров и преступников-мусоров?) Вторая категория — это те, кто варит получасовой приход, переходящий в пятнадцатичасовую и более тягу, с таким выхлопом во рту, что потом без этого выхлопа и без этого прихода долго прожить невозможно становится. Только на тяге торчат одни лохи. Это — аксиома. Рядом с хорошим винтом отдыхают почти все приходелики, которых я тоже прилично сквозь себя пропустил. Настоящий приход — это же глубочайший психоделический трип, который гурманы и умеющие, тренированные приходоваться люди, могут растягивать до полутора часов. У меня выходило. Масло в этом смысле хорошо особенно торкает — только дозняк разгоняет очень быстро. Настоящий винтовой приход — это аудиенция у самого Шивы. Можно даже музыку сфер услышать. Только вот настоящий приход случается от настоящего винта. А такого, повторюсь на тот случай, если ты сейчас тупишь, не густо.

Так вот…

Вторая категория — настоящие варщики — тоже делится на две части. (Это, конечно, весьма условно все. Мир многообразнее двойного деления.) Первая часть — люди, которые варят офигенный винт. Там все понятно. Это в моих воспоминаниях и давних, и не очень — такие люди, о которых я, кроме добра, ничего никогда не скажу. Эти люди, как правило, торчат нерегулярно, по выходным, по внутреннему графику своему — конечно, с исключениями, лишь подтверждающими правило. Вторая часть выдумывает мифы, в которые залипают случайные прохожие. Как правило, слишком молоденькие прохожие — иногда школьники, но чаще школьницы. Второй группе нужны последователи, подогревающие их своими силами. Варщики многие долго остаются в форме только потому, что рядом с ними старчиваются другие. Это парадокс, но винтовые по-настоящему меня сейчас вряд ли будут оспаривать. Винтовых, кстати, не многим больше, чем истинных варщиков. В основном — попсня сплошная и лохотрон, на котором беспонтовые персонажи делают себе авторитет. Чтобы научиться варить круто — надо иметь дар и плюс к этому неимоверный навык.

Опять же — с исключениями, подтверждающими правило. Чтоб варить раствор, который откидывает человека в приход неебательский на третьих сутках непрерывного торча — нужно оттарчивать эти трое суток. Не раз оттарчивать, не два, и не двадцать два. После такого далеко не все выруливают к контролируемому хотя бы более-менее потреблению. Особенно, если такой раствор варить научаются. Кое-как до сорокеты, может, половина и дотягивает. Статистики нет. Инсульты, инфаркты и всякая иная педерсия загоняют преждевременно в могилку. Так и выходит — и жизнь толком не прожита, и за холмиком особенно никто не присмотрит, поскольку еще при жизни всех подзаебать успел покойничек. Тут тока скидку делайте на личный субъективный опыт, который не претендует на значимость и истину. Всего лишь — мои наблюдения — еще одни наблюдения еще одного человека в теме.

Блядь, не могу остановиться. Будто втерся — и вместо секса пробило на такую вота хуйню.

Расскажу один случай — без имен.

Один варщик очень крутой — он варил всегда «мёд» — привкус меда во рту несколько часов был от его раствора, и приход слегка поначалу накатывал, а потом встать с постели возможности не было. Иногда даже вскидывался спецом, чтоб волну сбить, но потом — стоило только опять прилечь и немного расслабиться — опять приход не меньшей интенсивности накрывал. Эксклюзивный, короче говоря, раствор человек делал. Он очень любил секс с двумя и большим кол-вом девушек. Взрослые тетки, как правило, знают, чего хотят, и с ними сложнее даже прожженным перцам. По сему, этот герой моей байки вмазывал, как правило, деток — лет до 19-ти где-то. Ну, чуток постарше иной раз тоже через его ласки проскакивали. Вначале он сводил их в одной койке, потом подталкивал умело на любовь друг с другом, потом девочки трезвели… и две из них покончили однажды с собой. Сейчас этот человек сидит — в который раз уже. Не за эти свои дела сидит. За подобное привлечь практически нереально. Как, интересно, можно доказать причастность персонажа, годящегося двум скинувшимся с крыши малолеткам в отцы и проживающего под крышей совершенно другого дома, к суициду этих малолеток? Да никак! Зато помню хорошо, как я отнесся к новости о самоубийстве этих девочек, будучи в торче. Подумалось, что это — его дело и тех, кто окончил жизнь свою, а меня это не касается. Уж больно хороший раствор он варил. За этот раствор все ему многие прощали. Только если истине в глаза посмотреть, то каждый из тех, кто ему все прощал, просто-напросто подвис на его винтике. В тот момент, когда я ничего не сказал этому человеку, а просто вмазался его продуктом — попал к нему в котомку. Незаметно все случается… Выскочил легко — бросив систему самоуничтожения, прекратил общаться с этим оловянным солдатиком постсоветской действительности. Но пока торчал — был ему верной собакой, хоть он и не злоупотреблял этим никогда, зная мой взрывоопасный характер. Но ведь за собой все чуешь, чего со стороны не видно… Очень опытный варщик был…J))) Так она, наверное, и выглядит — невыносимая легкость бытия.

Я не помню, кто — но кто-то здорово мне сказал однажды. Девочки маленькие очень хотят к клубной культуре приобщаться и пр. Приходит такая девочка в клуб, а там уже ее ждут мальчики лет на десять или больше постарше — от 25-ти где-то. Хотя, и молодых, но ранних, тоже выше крыши. Обхаживают эти мальчики девочку своей культовой в клубной или в иной другой среде крутизной — и вот она уже у них в гостях. Ее ставят чем-нить подходящим к ситуации и желаниям тех, кто угощает — и вот девочка в постели с парой опытных извращенцев, которые просто уже не могут так вот запросто возбудиться, несмотря на молодость и румянец не сошедшей прыти. После такого секса, если девочка не поняла до того, что же такое секс — у нее навсегда проходит то, что любовью называется. Не навсегда, так надолго инвалидом становится. Были какие-то мечты, какие-то принцы на пошлых белых «меринах», а попала в гости — и осталось только простое самое и доступное, поскольку молоденькие девушки всегда нужны разновозрастным извращенцам. С трезвой башки секса такого нет. Значит, надо пойти туда, где была, втрескаться тем, чем трескали в прошлый раз — и сделать все, что захочется. Вот и вся любовь. Это не мои рассуждения. Показалось, что к месту.

Решил я книгу, короче говоря, про все это написать. Вдруг показалось, что должен это сделать обязательно. На днях в одном из форумов интернетовских увидел сообщение, в котором совсем юный мальчишка просил кого-нить из спецов научить его варить винта. На вопрос, зачем тебе это надо? — парень ответил примерно так:

«А зачем мне жить вообще? Румяный я, здоровья у меня много». Вот для тебя, мальчик, эту книгу и пишу теперь. Сиди — и читай. Стриптиза не будет. Будет немного голой правды. Винтоварение от тебя никуда не уйдет. Есть такие, кто учит с удовольствием. А после — с не меньшим удовольствием смотрит на то, как ты раньше его подыхаешь по маленьким частям. Ты-то можешь сразу и не понять, что началось разложение. А он — обучивший тонкостям секретного ремесла — все видит. Затем, возможно, и учил. Но самое интересное случится с тобой, если вдруг не только варить научишься, но и жить с этим дальше сможешь. Тогда ты эту книжку совсем по-другому прочитаешь. Если читать к тому времени не разучишься. Некоторые винтовые люди вообще-то читать любят очень даже. Кроссворды, конечно, покруче катят, но и полистать что-нить спросонья, в недолгие трезвые часы между отходняком последним и следующей инъекцией, тоже иногда ништяк. Каждая книжка воспринимается, как откровение. Это такое странное состояние, когда чувствуешь себя где-то рядышком с Богом. В каждой хуйне видишь промысел, а тех, кто этого не понимает, считаешь дебилами. Банальная мания величия, чуть позже неизбежно приводящая к паранойе. Если, опять же, вовремя не подвязать. Не умеешь варить — легче подвязывать. Еще одна аксиома. Геометрия-то простая. Да и книга у меня пока несложная пишется.

Жаль только, что без граблей почти никто не обходится.

— Осторожнее. Это грабли, — внятно предостерегаешь очередного экстремиста лет восемнадцати или меньше, решившего попробовать все.

— Ну да, конечно, грабли, — смотрит он мне прямо в глаза, и уверенно наступает на опасный предмет.

— Вот видишь… Это больно, — улыбаешься сильно повзрослевшему за каких-то несколько месяцев подростку, видя в нем вывернутого наизнанку себя полжизни назад.

— Очень больно, — снова глядя в глаза, отвечает мальчишка, и опять слышится гул его пустой башки, напоровшейся на тоже самое.

И опять… И опять…

И так до тех пор, пока выдерживает башка. Многое зависит от изначальной крепкости черепушки и от того, насколько любили наступать на грабли родители. Когда вижу, как в песочнице играют младенцы, а их мамы сидят и побухивают пивко — отворачиваюсь с отвращением. Вот оно — подрастает новое поколение будущих варщиков, вечных гонцов в поисках философского камня химозной эпохи. И ведь все в порядке. Ничего страшного. Мир неизменен и некайфов, как всегда.

Там, где беда, обязательно встретится тот, кто знает, как беды избежать. В данном случае, я о наркологах, разумеется. Сказать о том, что наркологи делятся на две категории — не сказать ничего. Процентное соотношение деления приблизительно такое же, думаю, как и среди варщиков. Если пять специалистов из ста чего-то стоят — уже прогресс. Только, ИМХО, не стоят. Миф о добром и знающем наркологе еще более неуместен и неправдив, чем миф о человеке, способном десятилетиями не старчиваться, находясь на системе. Все наркологи — подонки. И опять — исключения лишь подтверждают правило. Чтоб понять, о чем я говорю — надо бы попробовать разобраться в том, почему я это говорю. А говорю я это — по опыту.

Чисто конкретный случай. Чище не бывает. Опять без имен, названий и чего бы то ни было личного. Исключительно ради красного словца. Тут вдруг подумалось, что в России красный цвет всегда имел синий отлив. Советская власть наплодила столько алкоголиков, что их генетически запрограммированные детишки без кайфа вздохнуть даже полной грудью не могут. Видя перед глазами на протяжение всего детства и всей юности синие хоры тупорылых граждан в одинаково безликих одёжках, всенародно отмечающих Новый Год и сотню других праздников — бухать в духе отошедших пятилеток захотелось далеко не всем, кому посчастливилось не стать жертвами бандитских разборок, совпавших с окончанием средней школы, и локальных войн, не закончившихся до сих пор. Ну, да это — лирика. По большому счету — глобальной разницы между водкой и героином или винтом, или чем угодно иным, кроме плана и грибов с разными растительного происхождения препаратами — с точки зрения подсадки — нет. Иначе помогал бы алкоголь избавляться от отходняков. Ага? Это наркологи считают, что разница есть. На то они и наркологи, чтобы что-то считать. А наркоманы знают наверняка — есть то, что растет, и есть химия. Есть, правда, такие наркоманы, которым давно уже на все насрать. Они, как наркологи, также тупо будут кривляться и ерничать, лишь бы только кого-нить затащить в свои сети. Они будут говорить, что химия чище, лучше, краше. Что тот, кто не колется — человек низшего вида… ну-ну… Проходили и это. Тот самый варщик, из-за которого девочки с крыши в асфальт ушли — тоже из тех был. Такие люди всегда знают истину — единственную и неоспоримую. По этому признаку подобная морось и вычисляется теми, кто уёбся на грабли наступать. Именно для таких наркологи и нужны. Я бы вообще объединил наркологов и пропагандистов торча в одну большую группу, прибавил бы к ним педофилов — и отправил бы всех вместе в Африку. Или — в Америку. Подальше, в общем. Можно еще ментов туда же. Пускай ненавидят и истребляют друг друга без меня и без розовощеких малышей, желающих научиться тому, чему учить можно только избранных. Интересно, осталось бы что-нить от алхимии, если бы алхимиками могли стать все? В какую-то странную сторону меня язык увел. Если бы не мой язык — не тот самый русский, который в школе учить не хотел, и до сих пор без красных компьютерных подчеркиваний правильно не прописываю словами — я бы вообще торчать не бросил. Сейчас попробую объяснить, в чем дело. А наркологи пусть пока подождут. Один хрен — ничем стоящим эти твари не заняты. Настроение сейчас такое светлое, что не хочется его омрачать даже вскользь.

В конце моего сторченного лета образца 1999 года мы вместе с женой переехали на другой конец Москвы, оставив позади винтоварни, притоны и прочие венерические заболевания, включая записные книжки, в которых можно было расшифровать явки и адреса вышеозначенных винтоварен и притонов. Как только получилось — купили компьютер. Поначалу я особенно много у компа не зависал. Ходил, как помешанный, и не понимал, чем себя занять. Ничего, кроме винта, не хотелось. Полгода ремиссии прошли, как в аду. Денег нет, света в конце тоннеля нет, даже тоннеля нет — ничего нет. Я себя толком и не помню в тот период жизни. Какая-то тихая радость, что не торчу больше, теплилась, но сил для дальнейшей жизни слишком не придавала. Особенно, когда среди ночи снился приход, и я вскакивал, как ошалелый, чтоб выкурить пару-тройку сигарет подряд — вмазаться хотелось. Пытался даже по памяти какие-то телефоны вспоминать, но память, как отшибло. Она потом вернулась — когда я заставил ее это сделать. Уснуть после подобного пробуждения невозможно. Кто так вскакивал — тот меня поймет. Опять же — умел бы варить, наверняка варил бы тогда. Много ведь ума не надо при навыке. Лубянка работала чуть ли не круглосуточно. Менты, бабушки с барбетурой и салютом, кидняки, порожняки, приемы, разборки — все это прямо под чутким оком здания бывшего КГБ происходило. И до сих пор происходит. Но про Лубянку чуть позже. Эта песня заслуживает отдельного внимания.

Короче говоря, именно в одну из таких душных ночек я и сел за комп, чтоб хоть немного себя отвлечь. Поиграв во что-то, решил вдруг описать свое состояние. А вместо этого выродил книжку на сотню с лишним страниц. Не в одну ночь, конечно. Шажок за шажком — будто учился опять ходить. Постепенное возвращение памяти — вот что со мной произошло. И чем отчетливей я вспоминал — тем меньше мне хотелось втереться. Книжка была в том числе, разумеется, и про винт, и про тех, с кем торчал, и про тех, кто поумирал, и еще про многое, о чем я к тому моменту совсем забыл. В тоже время — это была настоящая повесть с кучей домыслов и надумок. Писалась она месяца три или около того. Когда дело было сделано, я какое-то время старался писать дальше, боясь возвращения ночных вскакиваний и предрассветных гипперкурений. Но ничего не получалось. Вот был приемный канал — а теперь нет. Но и приходы сниться перестали тоже. Тогда я впервые понял, что писанина моя сняла меня с тяги. С тех пор и пишу, как писатель, а не торчек…J))) Все больше стишки, правда. Ну, за бабло еще иногда — приятно ведь зарабатывать на том, что остаешься в форме и при этом никому не приносишь зла.

Ну, а раз про зло речь зашла, то, следовательно, опять всплывают фантомом наркологи. Только сначала посплю. Перед сном не хочется даже самого себя кошмарить.

Немного сбивчиво получается, но — кому надо, тот поймет. А остальным эта книга — не нужна. И хорошо, если так.