Глава 4. Мыслящая субстанция
Глава 4. Мыслящая субстанция
В следующей философской работе Декарта — «Первоначалах философии», где он доводит свои взгляды до завершения, — есть место, будто вырастающее из разобранных мною рассуждений. Это 48 параграф части, называемой «Об основах человеческого познания».
«Что бы ни подпадало под наше восприятие, мы рассматриваем это как вещи или как некие впечатления от вещей; наконец, это как бы вечные истины, не имеющие никакого бытия за пределами нашего сознания» (Декарт, Первоначала философии, с. 333).
Уже это первое утверждение надо рассмотреть. Естественно, исходя от слова «сознание». О сознании ли говорит тут Декарт? Или же он по-прежнему говорит об уме, а переводчики узнали в этом сознание? Как бы там ни было, но если рассматривать сознание так, как его видит русское картезианство, то сознание есть то, что содержит в себе «вечные истины» и даже более того — обеспечивает их бытие.
Что такое эти «вечные истины»? Первое, что приходит на ум — это «идеи» Платона, но бытующие не на Небесах, а в сознании. Второе — что они не могут случайно оказаться в одном ряду с впечатлениями от вещей, у них должна быть сходная природа, поскольку и то и другое, вероятно, создается нашим восприятием. Во всяком случае, мои психологические знания подсказывают, что это должно быть так. Правда, мои философские знания сопротивляются этому. Они требуют забыть о действительной жизни и исходить из требований чистого рассуждения. А если рассуждать чисто, то впечатление естественно имеет иную природу, чем вещи. Соответственно, если в нашем сознании живут какие-то идеи, которые мы тоже можем рассматривать, то они оказываются одной природы с вещами — как все рассматриваемое или воспринимаемое.
Означает все это кажущееся противоречие лишь то, что Декарт описал здесь несколько шагов работы ума. Обнаружив восприятием некую внешнюю вещь, ум собирает о ней впечатления и создает ее образ, который переходит после этого в память. Но перейдя в память, он уже не есть работа ума, а его изделие, то есть своего рода вещь и тоже может рассматриваться им, как и любая другая вещь, изготовленная человеком или сделанная природой. Это выглядит вполне очевидным и важнее разобрать другое.
Первое — это саму лестницу изменения качества: что-то мы рассматриваем как вещь, что-то как впечатление, а что-то как образ, который можно именовать вечной истиной. Как рождаются эти различия внутри восприятия?
Второе — что такое «вечные истины», с точки зрения психологической?
Ну и последнее — при чем здесь сознание?
Для того, чтобы это понять, придется вспомнить, как Декарт понимал восприятие. Как вы помните, в «Метафизических размышлениях» он говорит:
«Итак, именно я — тот, кто чувствует и кто как бы с помощью этих чувств замечает телесные вещи: иначе говоря, я — тот, кто видит свет, слышит звуки, ощущает жар. Все это — ложные ощущения, ибо я сплю. Но достоверно, что мне кажется, будто я вижу, слышу и согреваюсь.
Последнее не может быть ложным, и это собственно то, что именуется моим ощущением; причем взятое именно в этом смысле ощущение есть не что иное, как мышление» (Декарт, Размышления о первой философии, с. 24–25).
Ощущение, чувство и восприятие оказываются для Декарта таким же единством, как Ум-Разум-Мышление, и сливаются для него в нечто цельное. И однозначно видно, что восприятие или ощущение для него вовсе не то же, что для современной Психологии. Его «ощущение» не имеет никакого отношения к работе нервной системы и разве что относится к мозгу. Ведь, в сущности, он говорит о способности ума ощущать собственную работу. Это вполне можно назвать созерцанием, а не восприятием. Кстати, и вещи для него вовсе не то же самое, что для бытового ума. Для него свет, звуки, жар оказываются «телесными вещами». И это не может означать, что он приписывает им какую-то телесность или вещественность. Гораздо вероятнее, что он говорит о том, что они воспринимаются телом, то есть об ощущениях. Поэтому он и называет их ложными ощущениями.
Поэтому, когда Декарт пишет: Что бы ни попало под наше восприятие, мы рассматриваем это как вещи, — вполне можно понять, что он говорит о том, что наше восприятие поставляет уму ощущения и впечатления. И тогда становится понятным, что «вечные истины» совершенно не случайно оказались в этом ряду, поскольку они — всего лишь наиболее простые и далее неразложимые образы, присутствующие в составных, а значит, разложимых и невечных понятиях.
В таком случае все три перечисленные понятия точно одной природы. И эта природа как-то связана с сознанием. Пока ясно одно, что образы входят в сознание извне, приносимые восприятием, и живут в нем. И совершенно неясно, как они живут и есть ли у них какая-то вещественность, если они называются вещами. Неясно и то, действительно ли сознание является этой средой, в которой живут образы, или же Декарт имел в виду ум. Поэтому посмотрим, что он пишет дальше:
«Из того, что мы считаем вещами, наиболее общее значение имеют субстанция, длительность, порядок, число и другие понятия того же рода, распространяющиеся на все роды вещей.
При этом я признаю лишь два высших рода вещей: одни из них — вещи умопостигаемые, или относящиеся к мыслящей субстанции; другие — вещи материальные, или относящиеся к протяженной субстанции, то есть к телу» (Декарт, Первоначала философии, с. 333).
Итак, вещи для Декарта — это понятия. Говорить о том, что у них может быть иная природа, чем у вечных или всеобщих истин, бессмысленно. Это мы уже разбирали. И даже если во всех этих словоупотреблениях есть путаница с точки зрения понятий нашего времени, Декарта все равно можно понять. И самое важное здесь для меня то, что сам ли он, его ли толкователи, но кто-то определенно приравнял в этом высказывании сознание к мыслительной субстанции. И это вовсе не такое уж неоправданное приравнивание, потому что на том уровне знаний, что есть у меня о сознании, я не сомневаюсь, что образы и понятия живут именно в нем. И я даже допускаю, что сознание и есть мыслительная субстанция, объясняющая работу ума.
Но что такое субстанция, и как ее понимает Декарт?
Философский словарь однозначно объясняет:
«В истории философии первоначально субстанция понимается как вещество, из которого состоят все вещи» (ФС, 1986).
Это вначале. Однако постепенно субстанция начинает пониматься как неизменная основа сменяющихся вещей, неизменная самостоятельная сущность, лежащая в основе вещей. В конечном итоге, субстанция оказывается и Богом.
Если продолжить то деление наших знаний о мире на действительные и искусственные, вроде языка науки и философии, то станет ясно, что различия в понимании субстанции связаны как раз с этим делением. На бытовом уровне лично я понимаю, что такое субстанция, скорее всего, из химии.
Жидкая субстанция, газообразная субстанция. Это определенно вещество. Но стоит мне попытаться подумать об этом философски, как мое понятие размывается, и я вынужден бежать за помощью к словарям, где с удивлением обнаруживаю, что субстанция — это неизменное в меняющихся условиях.
Соответственно, с моим пониманием субстанции как некоего вещества мне трудно понять и мыслящую субстанцию как какую-то неизменную основу. Мне кажется, что речь идет о каком-то тонком веществе. Тем более, что противопоставление ее протяженной субстанции на самом деле лишь утверждает единство природы этих явлений. Мыслящая субстанция и телесная субстанция — это всё субстанции. Неизменным же в телесном для меня является телесность. Но для Декарта — протяженность. А это значит, что он и под телесной субстанцией, вероятно, понимает что-нибудь совершенно неожиданное для меня. В любом случае, я хочу знать, что сам Декарт считал субстанцией. Кстати, ближайшее определение Декарт дает буквально на следующей странице «Первоначал философии», в параграфе 51. Это важно, потому что здесь он еще не отошел мыслью от первого употребления этого понятия.
«Под субстанцией мы можем разуметь лишь ту вещь, коя существует, совершенно не нуждаясь для своего бытия в другой вещи. Однако субстанцией, совершенно не нуждающейся ни в чем другом, может быть только одна, а именно Бог. Возможность же существования всех прочих субстанций можем постигать лишь при содействии Бога.
Таким образом, имя «субстанция» неоднозначно соответствует Богу и его творениям, как на это обычно указывается в школах; иначе говоря, ни одно из значений этого имени не может отчетливо постигаться как общее для Бога и для его творений» (Декарт, Первоначала, с. 334).
Это означает, что хотя Бог, или первопричина Вселенной, и может считаться первоосновой всего сущего, но мы так же можем говорить об иерархии субстанций. Тогда нечто, само имеющее субстанцией Бога, может быть субстанцией для всего, что существует благодаря ему. Как пример, можно взять те самые перечисления составных частей то ли ума, то ли сознания. Сознание как субстанция дает им жизнь, а они оказываются по отношению к ней то ли свойствами, то ли качествами, то ли, если говорить психологически, способностями.
Для Декарта эта иерархия субстанций распадается на два вида — нетварную, или Бога, и сотворенную, которой много видов. В последующих параграфах он как раз о них и рассказывает:
«Однако телесную субстанцию и ум, или сотворенную мыслящую субстанцию, можно подвести под общее понятие вещи, нуждающейся для своего существования лишь в содействии Бога» (Там же, с. 334–335).
Далее Декарт говорит, что такие субстанции можно постичь по их атрибутам. Думаю, что мы вполне можем понимать под атрибутами проявляющиеся свойства.
«И хотя субстанция познается на основании любого атрибута, однако каждой субстанции присуще какое-то одно главное свойство, образующее ее природу и сущность, причем с этим свойством связаны все остальные.
А именно, протяженность в длину, ширину и глубину образует природу телесной субстанции, мышление оке образует природу субстанции мыслящей <…> все, что мы усматриваем в уме, являет собой лишь различные модусы мышления» (Там же, с. 335).
Модусы — это те же свойства. В работе «Мир или трактат о свете» Декарт это исчерпывающе объясняет:
«Предполагаемое оке мною движение, напротив, следует тем же самым законам природы, которым подчиняются вообще все свойства и качества, присущие материи: как те, которые названы учеными "modos et entiarationescumfundamentainre" (модусы и мыслимые сущности имеющие основание в вещи), так и те, что носят название "qualitatesreales" (их реальные качества)» (Декарт, Мир или трактат о свете, с. 202).
Модусы — это свойства или качества. Это важно. Потому что и сами сотворенные субстанции, в сущности, есть лишь свойства или качества первосубстанции. Каждое ее качество развернулось в целый букет проявлений. Но, по сути, эти проявления есть лишь грани чего-то одного, например, способности Бога мыслить или Мышления с большой буквы.
Так что же такое мышление — способность или некое вещество? Вопрос, записанный так, выглядит дико. Но не менее дико считать способностью мыслящую субстанцию. Тут есть противоречие, и оно отчетливо проступает в словах Декарта: «мышление же образует природу субстанции мыслящей».
Если нечто является природой чего-то, то они не одно и то же. Более того, само это высказывание невозможно, если не увидеть ту самую иерархию субстанций. Мышление не может быть природой мыслящей субстанции просто потому, что она — субстанция и, значит, сама является природой или основой мышления. Но если мы уточним это высказывание Декарта так: Мышление Бога образует природу сотворенной субстанции мышления, то высказывание обретает смысл. К сожалению, я при этом не обретаю понимания, что же такое эта субстанция — среда, вещество или способность.
И все-таки некоторые выводы я могу сделать. Мышление, как его и имею я, — это определенно некая способность. И в основе ее лежит мыслящая субстанция, которая, в свою очередь, имеет своим источником мышление или ум Бога.
Но ум Бога, — это отчетливо заявлено Декартом, — обладает способностью творения. Причем, если принять эту точку зрения окончательно, как и требуется для философского рассуждения, он творит, думая или созерцая, но его творения оказываются как идеальными, вроде образов мышления, так и вещественными, как весь наш мир. Это означает, что, созерцая невещественные образы, Бог творит невещественное, а созерцая вещественное, — вещество и вещи мира.
Ясно одно, если это так, Его Мышление не совсем такое, как наше. Оно не только способность, но и материя, обеспечивающая этой способности возможность воплощать образы в веществе. Кстати, если мы вспомним о нашем собственном творящем воображении, то, возможно, что наши способности не так уж и отличны от божественных. Скорее всего, нам не хватает не способности, а силы созерцания. Способность и материя думания — те же самые. И если способность эта называется умом, то материю я бы назвал сознанием. Она-то и есть, на мой взгляд, та мыслительная субстанция, которая обеспечивает работу ума.
Впрочем, это всего лишь предположения, которыми я пытаюсь устранить для себя противоречия в рассуждениях Декарта. А может, в моем понимании его рассуждений.
В любом случае, мой рассказ о Декарте далеко не полон, но вполне достаточен для того, чтобы начать самостоятельное изучение его понимания ума и сознания. Или пойти дальше, к следующим философам, поскольку это понимание Декарта так или иначе проявилось в трудах почти всех европейских философов Нового времени.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.