Диагноз: «сифилис»

Диагноз: «сифилис»

Кажется, это были 50-е годы.

Однажды поступила к нам очень красивая женщина из одной среднеазиатской республики. Видимо, высокопоставленный муж добился, чтобы ее направили в Москву и положили к нам, во вторую Кремлевскую больницу. Она была русская. Блондинка, лет сорока, но лицо очень желтое. По виду — все признаки желтухи. Да и настроение у нее было неважное. Когда мы познакомились, она сказала:

— Доктор, вся надежда на вас…

— В чем дело, что вас беспокоит? — задала я традиционные вопросы.

— Побаливает вот здесь, справа, — сказала она. — В области печени. Сильных приступов нет. Боли, скорее, ноющие. Но самочувствие отвратительное.

— А дома к врачам вы обращались?

— Обращалась, но толку мало… — Она безнадежно махнула рукой.

Мы начали проводить обследование, и совершенно неожиданно в крови выявилась положительная реакция на сифилис. Причем резко положительная, так называемые «четыре креста». Все врачи сразу заволновались, потому что это был первый случай подобного заболевания в практике нашей больницы. Да и я с этим заболеванием никогда не сталкивалась. Сделали повторный анализ крови. Обнаружилось, что вообще вся структура крови была резко изменена.

Решили созвать консилиум. Хирурги поначалу отмалчивались. Картина была неясной. Желчнокаменная болезнь не подтверждалась. Терапевты высказали предположение, что подобная реакция в крови бывает при резкой желтухе. Я немного успокоилась, тешила себя надеждой, что, может быть, действительно где-то застрял камень. И терапевты подтверждали, что при сильной желтухе реакция на сифилис может быть положительная. Но мне в это верилось с трудом.

Через какое-то время из республики приехал муж. Очень влиятельный человек. С врачами вел себя пренебрежительно. Сказал, что местные врачи заболевания желчного пузыря не признают, а жена все время жалуется на боли.

Опять собрался консилиум, на котором было принято решение сделать пробную лаборатомию, вскрыть брюшную полость. Приготовили больную к операции. И что же? При вскрытии брюшной полости обнаружилось полное поражение печени. Диагноз сифилиса подтвердился. Встал вопрос, что делать с больной дальше. То ли перевозить ее в специальную больницу, то ли оставить у нас, но изолировать. Впрочем, она и так лежала в отдельной палате и ни с кем не соприкасалась.

Я сообщила ей диагноз, спросила, есть ли дети.

— У меня один сын, — сказала она. — Он в армии.

— Где вы могли заразиться? Откуда такая болезнь?

Больная моя заплакала.

— Я так и думала, так и думала, — всхлипывала она. — Знаете, это все из-за мужа. Там, дома, у него целый гарем. А я все должна была терпеть.

Видимо, она и раньше догадывалась о своем заболевании, а может быть, даже и знала наверняка.

На следующий день вызвали мужа, сказали ему о сифилисе. Он страшно возмутился. Стал прямо-таки орать в голос:

— Не говорите глупостей. Я буду жаловаться! Что за врачи здесь работают?!

Я опять забеспокоилась о сыне, не болен ли он, ведь сифилис передается и бытовым путем.

Он обозлился еще сильнее, наговорил мне кучу гадостей.

А потом меня вызвал к себе главный врач больницы и сделал официальное заявление:

— Прасковья Николаевна! Звонили из Министерства здравоохранения. Муж вашей больной подал на вас жалобу, якобы вы поставили неправильный диагноз и выдумали сифилис. Он требует, чтобы вас уволили. В министерстве тоже возмущены, что оскорбили человека столь высокого ранга. — Потом чуть тише добавил: — Да не волнуйся ты. Мы подчиняемся другому ведомству, четвертому управлению, а не министерству. Авось пронесет.

Конечно, он поддержал меня, потому что и сам был на консилиуме, все видел и знал, что диагноз поставлен правильно.

Скандал докатился и до четвертого управления. Поначалу там тоже гневались:

— Вы уверены в диагнозе? Что за дикий случай!

Наш главный врач, Федор Константинович, заявил, что на консилиум были приглашены и специалисты по венерическим заболеваниям. Диагноз правильный, это — сифилис.

Меня оставили в покое. Я же настояла, чтобы вызвали из армии сына этой женщины и положили в больницу на обследование. Может быть, этого и не следовало бы делать. Но я была слишком прямолинейной. Однажды спросила у Федора Константиновича, как обстоят дела с сыном. Он мрачно сказал:

— Оставь, Прасковья. Это не наш контингент. Не наш больной.

Мать мы продолжали лечить в нашей больнице. На выздоровление не надеялись, поскольку у нее была последняя стадия. Она все плакала, беспокоилась только о сыне, просила вылечить, если у него будет обнаружен сифилис.

— А что же муж? — спросила я. — Ведь он тоже, наверное, болен?

— Он лечился там, у нас, — ответила она безразлично, — но скрывал, от какой именно болезни. К тому же мы уже давно не поддерживаем супружеских отношений.

Вскоре ее забрал муж, повез на родину. Мы особенно не возражали. Она была обречена. Как сейчас, стоит она передо мной — изумительной красоты женщина, настоящая русская красавица. Через месяц она умерла. Это единственный случай в моей практике, когда я встретилась с сифилисом. Даже в военном госпитале не встречала.