Введение

Введение

Современная академическая медицина базируется на двух основных постулатах: во-первых, это теория рационального сбалансированного, или попросту смешанного, питания и, во-вторых, теория аллопатической (химической лекарственной) медицины как единственно правильной и научной. Обе эти теории являются порождением XX столетия, самого парадоксального в истории человечества. Сегодня не вызывает сомнений, что, несмотря на прогресс в познании физического мира и разработку высоких технологий, век этот был весьма отступническим от идей гуманизма и целостности мировоззрения. Именно тогда было создано самое мощное смертоносное оружие вообще и ядерное в частности. Но, на мой взгляд, не меньшую угрозу представляют и два общепринятых научных тезиса:

• о том, что человек может есть все, что захочет и как захочет (лишь бы дать организму все необходимые вещества: белки, жиры, углеводы, витамины, макро-, микроэлементы), и запивать еду чем захочет и когда захочет (что в практическом плане превращает жизнь в постоянные перекусывания вперемешку с обильными застольями);

• о том, что при любых проявлениях болезни, будь то температура, общее недомогание, желудочно-кишечный дискомфорт и т. д., можно найти несложное решение проблемы либо в аптеке, либо, в крайнем случае, с помощью хирургического ножа. Это «обслуживание» взяла на себя умная наука — медицина, освободив занятого человека от излишних забот, связанных с собственным здоровьем.

Если посмотреть на современную цивилизацию с данной позиции, то видно, что люди мечутся между супермаркетами, приобретая там продукты, провоцирующие развитие самых разных болезней, и аптеками — в поиске нужных медикаментов. При этом и смертоносная еда и почти смертоносные лекарства упакованы так красиво, что их очень трудно сравнить с ядерной бомбой или с каким-либо другим опасным оружием.

Чтобы обосновать право на столь жесткие суждения, полагаю, не будет лишним сказать в двух словах о моем «пути к истине».

Трудно представить большую доверчивость и любовь к науке и искусству врачевания, чем те, с которыми 36 лет назад я вступила на этот путь. Первые познания по анатомии и физиологии человека, диагностике и лечению заболеваний по канонам современной медицины вызывали у меня бесконечное восхищение. Я старалась запомнить и осознать буквально каждую подробность, которая могла пригодиться мне когда-либо в будущем для лечения больных. Педагоги так характеризовали мое студенческое старание в работе с первоисточниками: «Можете спросить все, что дано мелким шрифтом или в сноске, — и она ответит на любой ваш вопрос». Окрыленная счастьем постижения наук да к тому же получавшая самую высокую в то время ленинскую стипендию, я была готова к безграничному служению на ниве современной медицины.

Первые 12–13 лет работы ушли на «углубление» в кардиологию: легко и радостно было выводить больных из острых ситуаций с помощью стандартного набора средств, оперировать «западными» тестами и новейшим набором лекарственных препаратов. Однако в подсознании записывались важные впечатления, спорные нюансы, которые лишь много лет спустя, всплывая в сознании, стали беспокоить меня как заноза.

Я хочу привести только несколько вопросов, ответы на которые я получила во второй половине своего жизненного и врачебного пути, и знаю почти наверняка, что большая часть практикующих сегодня врачей никогда не задавали себе эти вопросы и не искали на них ответы.

Почему «голодает» сердце далеко не голодных, а чаще всего обильно питающихся людей? Как питание по стандартам 1930-х годов отражалось на физиологических параметрах организма в 1970–1980-е годы? Если питание было все же важно (о чем свидетельствовали зарубежные и отечественные исследования и публикации, где обсуждалась, к примеру, необходимость проведения разгрузочных дней), то почему диетолог занимал почти последнее место во врачебной иерархии советского медицинского учреждения?

Сейчас я понимаю, что та диетология, по которой больных надо было кормить 3–4 раза в день мясными бульонами, котлетами, компотами и проч., большой пользы принести и не могла. И помню то молодое «лекарственное тщеславие», каким мы щеголяли перед диетологом (это был молчаливый мужчина в возрасте за 80 лет) — практически не врачом в нашем восприятии. Значительно позже я узнала и опробовала на больных коррекцию питания, способную заменить 90 % тех препаратов, знание латинских названий которых придавало нам столько кастовой самоуверенности. Мы стремились облегчить работу сердца с помощью периферических вазодилятаторов (сосудорасширяющих средств), антиангинальных препаратов (препятствующих или облегчающих приступы стенокардии), в том числе столь популярных и по сей день бета-блокаторов, снижающих частоту сердечных сокращений. И не знали, что это достаточно легко достигается за 2–3 дня самыми простыми естественными методами, включающими коррекцию питания, а улучшение состава крови в течение недели-двух дает такую динамику электрокардиограммы, которую мы и не мечтали получить за 30–40 дней пребывания больного в стационаре.

Недавно дал о себе знать бывший пациент, лечившийся таким образом 10 лет назад: тогда он принимал по 20 таблеток нитроглицерина в день, не мог пройти без боли и нескольких метров, и ему было рекомендовано коронарное шунтирование, от которого он отказался за неимением денег. После трехмесячного курса натуральной терапии его приступы абсолютно прошли и не повторялись все эти годы. Если учитывать тот факт, что больной не стремился к кардинальному изменению образа жизни, а также имеет тяжелые формы гипертонии и диабета, то результат можно считать блестящим.

И таких больных, избежавших операции, практически отказавшихся от нитроглицерина, было немало. Но, к сожалению, и немного, потому что сознанию современного человека ближе блеск операционных инструментов и вера в могущество лекарств, чем возможность стабильно изменить пищевые привычки, или, как сегодня модно говорить, «пищевые паттерны».

Я вспоминаю, как питались наши больные, и, честно говоря, удивляюсь не тому, что иногда в день предполагаемой выписки их переводили с инфарктом из отделения хронической ишемической болезни сердца в блок интенсивной терапии или даже отправляли в морг, а тому, что все-таки большей части из них удавалось прожить еще много лет. Воистину поразительны возможности человеческого организма выдерживать столь небрежный, безграмотный, несоответствующий «инструкции по эксплуатации» образ жизни. Вызывала уважение и большая «сила», заключенная в маленьких химических таблетках, 8–10 штук которых вопреки всему позволяли сохранить жизнь пациентов и, более того, выписываться из больницы «с улучшением» и врачебной отметкой в эпикризах, что «частота приступов стенокардии и интенсивность болей значительно уменьшились».

По утрам, как только мы приходили на работу, то заставали наших больных за стандартным завтраком: это были яйца, сыр, хлеб с маслом, каша, творог, сметана, чай и т. д. И все было точно рассчитано по калоражу в соответствии с принятыми законами питания. А больным-инвалидам Великой Отечественной войны, достаточно тяжелым, с целым букетом болезней, полагались еще и дополнительные граммы деликатесов, и нередко из буфета доносился шум склоки из-за «продуктовых льгот». Кто и когда определил, что с утра пораньше эти люди, чаще пожилые или среднего возраста, чаще полные или с избыточным весом, не потратившие еще ни одной калории, должны съесть такое количество белков, в таких сочетаниях?.. Я не знаю.

Дальше было хуже. Не успевали наши пациенты понежиться в постели и несколько развлечься утренними процедурами, как наступало время развозить очередную кашу — с молоком, маслом и неизменным хлебом. (Мы, врачи, тоже иногда ели эту кашу, хотя большей частью были упитанны или даже имели лишний вес.) А через 2–3 часа после обхода больные обедали по советскому стандарту: первое, второе и неизменный компот, после чего следовал «заслуженный» дневной отдых…

Но самое страшное происходило вечером, чему мы были свидетелями на дежурствах. С 17.00 до 19.00 часов, во время посещения больных родными и друзьями, и начиналось то, что я впоследствии осознала как настоящий кошмар.

Людям свойственна эмоциональная любовь к своим близким, тем более если те больны или, не дай бог, при смерти. Тогда эта любовь расцветает, и весь недостаток внимания и понимания, который накопился к этому моменту, превращается в щедрые больничные передачи, а потом, к сожалению, и в очень большие посмертные расходы.

Как часто люди недостаточно внимательны друг к другу, неспособны к сочувствию и к тому общению, которое есть истинная ценность и редкая радость! Но вот случается несчастье, и все вокруг бросают свои дела, вдруг находят свободное время и эмоциональный потенциал — столь нужные человеку при жизни. Я не раз видела пышные похороны в бедных деревнях: столы на триста человек, надгробие в несколько тысяч долларов, а в разговоре — горестные намеки на то, что давно собирались к врачу, но вот денег на дорогу или на лечение — около 100 долларов — все не было. И становится ясно, что если бы вовремя обратились к докторам, то, вероятнее всего, человек остался бы жив… Но нет, не было времени, денег, внимания, может быть, прежде всего — понимания. Как бы мы ни кичились всеобщей грамотностью, в целом мы так мало еще понимаем…

По вечерам в стационаре начиналось настоящее застолье: кардиологическим больным приносили все яства национальной кухни, включая долму, шашлыки и кебабы, вместе с обилием так называемых столовых вод, соков и т. д. Не забывали об арбузах, фруктах, выпечке и прочих сладостях.

Но враг обычно там, где его не ждешь, и тот, которого не знаешь. Оказывается, враг был в безобидных минеральных водах, десятки бутылок которых стояли на тумбочках больных, он таился в тех тортах и арбузах, что были съедены на десерт. Значительно позже я поняла, что столовых вод не бывает, о чем в первом томе любимого нами и часто цитируемого Авиценны четко сказано: пищу нельзя запивать ничем, пока она не спустится из желудка вниз. И тысячи лет назад человечество знало о том, что фрукты нельзя есть после еды, а уж о таком количестве пищи, не заработанной «в поте лица», и речи быть не могло, тем более для больного сердца.

Как правило, после родственных вечерних визитов начинался кошмар для дежурного врача: пароксизмальные тахикардии, гипертонические кризы, приступы стенокардии, а нередко — и похуже. Лежит тучный больной, с вздутым, как барабан, животом, сильно переевший и напившийся воды и соков, — у него резкий скачок давления, тахикардия. Ему бы просто клизму сделать… Так нет, врач лекарствами и внутривенными вливаниями, как ударами хлыста, пытается «успокоить» вышедшее из-под контроля сердце.

Значительно позже ко мне пришло осознание, что каждый такой неправильный прием пищи создает в организме ЧП, особенно в зоне желудка. В организме происходит резкое перераспределение энергии с избытком в зоне бедствия и обесточиванием в locus minoris (слабых точках) — в данном случае сердца. И как сигнал SOS — реакция больного сердца и всего организма.

И так изо дня в день по нескольку раз, из года в год… 30, 40, 50 лет… А параллельно заумные диагнозы, красивые таблетки: цветные, в горошек… разные. Дальше уже по возможностям — коронарография, стентирование, шунтирование и т. д. Героика срочных врачебных вмешательств, сердечной хирургии!

Могут ли тягаться со всем этим простые разговоры о законах питания, о режиме приема жидкости? Стоило ли столько лет корпеть над сложнейшими подробностями патофизиологии, патологической анатомии, прочих медицинских дисциплин, торжественно принимать клятву Гиппократа, чтобы потом посвятить себя обучению больных элементарным основам человеческого бытия: что и как есть, как пить, как мыслить и чувствовать? Со мной так и случилось. Но я чувствую, что случилось все же что-то прекрасное, что я, вероятно, получила за свое очень искреннее старание и глубинное желание служить людям. Впоследствии в течение 18 лет я с прилежанием студентки изучала нестандартную медицинскую науку и в результате осознала всю ошибочность традиционного врачебного подхода: лекарственное или хирургическое лечение болезни без обучения человека основным законам гигиены. Разумеется, не той гигиены — выдуманной, неинтересной, а самое главное — неправильной, высосанной (в буквальном смысле) из пальца, которую преподают сегодня. При абсолютно неверном образе жизни и питания в корне ошибочно сводить лечение заболеваний к применению таких сильнодействующих веществ, как антибиотики, антимикотические, антивирусные препараты, гормоны, цитостатики, или к хирургическим методам. Я уверена, что такому «лечению» не был бы рад ни один гуманный и разумный врач, знай он, что в большинстве случаев задачи здоровья можно решить с помощью коррекции питания в сочетании с некоторыми мягкими, щадящими натуральными средствами.

Наша медицина вызывает у меня такую аналогию: представьте себе, что общество позволяло бы всем сесть за руль без элементарных знаний об автомобиле, его конструкции и принципах работы, о правилах дорожного движения… Естественно, что результатом были бы аварии, травмы, смерть. Затем должны были бы построить тысячи больниц на миллионы коек, где можно было бы показывать «чудеса» скорой помощи, прежде всего хирургической. Мне могут возразить, что автомобиль — это человеческое творение и его надо изучить, а мы — божественное создание, и все, что надо, мы знаем, так сказать, интуитивно, как заложенное в нас природой. Конечно, это возражение будет беспочвенно, ибо мы давно живем не по логике природы и не в унисон с ней, и все наши интуитивные знания подавлены примитивной рекламой, а также открытиями каких-то ученых из каких-то университетов.

Я привожу воспоминания из многолетней врачебной практики для последующего анализа двух парадигм: питания и лекарственной терапии XX века, поскольку абсолютно убеждена, что без революционного пересмотра этих основ современной медицины нет спасения планете и человечеству; без экологического поворота в медицинском мировоззрении все остальные решения в области планетарной экологии и жизни человека обречены на провал.

Если мы изменим концепцию питания, отпадет потребность более чем в половине антибиотиков, жаропонижающих, болеутоляющих, гормональных препаратов.

В это трудно поверить? Возможно, но это так. И я не единственный врач, пришедший к подобному убеждению. Я присоединяю свой голос к голосам пусть не тысяч, но сотен исследователей, доказывавших это на протяжении веков.

Итак, эта книга посвящена посильному для автора подробному анализу «научных» подходов к питанию, которые окончательно утвердились к середине XX века и поддерживаются академической медициной по сей день. Однако уже около 30 лет (не считая гигиенистов и натуропатов прошлых веков) вся наука и практика медицины свидетельствуют о том, что традиционные представления о питании человека ошибочны и стали сегодня одной из основных причин столь распространенной, почти тотальной заболеваемости людей.

Во второй части книги мы обсудим сформировавшиеся в том же XX столетии узловые «ошибки» лекарственной терапии, превратившие медицину в ряде случаев из друга во врага человечества, приблизившие, по словам академика Б. Е. Вотчала, «век опасной медицины», век лекарственной болезни, как одной из первопричин смертности, век тотального иммунодефицита и старческого слабоумия.

«Кажется, лекарства созданы для того, чтобы приблизить нас к старческому слабоумию» — слова неизвестного мне американского ученого подтверждаются сегодня рядом фактов, в том числе и распространением болезни Альцгеймера в странах Запада с хорошо поставленной лекарственной медициной.

Мой анализ старой и новой парадигм питания будет проводиться на конкретном теоретическом материале (см. список использованной литературы) и на основе клинического опыта. В основных решениях применены также базисные знания макробиотики и особенно индийской Аюрведы, полученные благодаря работам Джорджа Озавы и Дипака Чопры. Сведения по биоэнергетике основаны на трудах американской целительницы Барбары Бреннан. Совокупность этих и многих других источников плюс опыт по лечению тысяч сложных, неординарных больных и стали основой той убежденности, с которой я предлагаю сегодня революционные изменения в концепции современной медицины.

Необходимо еще раз отметить, что автор считает преступной саму медицинскую концепцию, а не кого-то лично, никого из ученых — родоначальников этой концепции, поскольку любой теории присуща мировоззренческая основа, а нередко ограниченность или даже «смирительная рубашка» своего времени. Наука также имеет законы развития, я подробно проанализировала это во «Введении» второй книги своей трилогии «Основы новой: целостной и экологической медицины», которая готовится к печати.

Я предполагаю отдельно изучить историю становления классической парадигмы питания: Павлов, Покровский, Несмеянов, Тутельян — знай они о последствиях пропаганды промышленной, рафинированной, построенной на понятиях калоража и сбалансированности пищи, тем более в условиях приближающейся тотальной гиподинамии, гиперстресса и экологической загрязненности, многие положения диетологии были бы ими изменены. Но даже очень одаренным людям не всегда удается осознать то, что будет являться результатом деятельности человеческого ума (не разума) через десятки лет. И если мы сегодня наблюдаем эти последствия, думаю, было бы неправильно считать преступными сами идеи и работу многих ученых того времени. Скорее их можно признать «добросовестными научными заблуждениями».

Итак, чтобы книга не вызвала неправильной агрессивной реакции и разночтений, считаю нужным повторить: обвинения нисколько не касаются ни конкретных врачей в их практической преданной работе, ни конкретных ученых в их исследованиях. К ним я отношусь с полным пониманием, поскольку на личном опыте знаю трудность и ценность тяжелого врачебного пути. К тому же хочу отметить, что именно неправильная концепция питания и диетологии особо усложняет решение задач по лечению любых больных: кардиологических, пульмонологических, гастроэнтерологических и т. д. Врачу приходится изощряться в назначении большого количества сильнодействующих лекарств, чтобы хоть как-то одолеть болезнь, а на самом деле просто «замазать», «скрыть» от себя и больного симптоматику, позволив болезни уйти «внутрь» или «хронизироваться» — со всеми последствиями. Если быть очень честной (а это единственное условие создания этой книги), то я должна выдать сокровенную тайну врачей, в которой они часто не хотят признаться даже себе: в таком лечении есть большая доля самообмана. То, что больной этого не знает, не страшно — он и не должен знать. Но то, что этого не осознает врач, — это плохо. Боюсь, что таких врачей великое множество, но надеюсь, что и осознающих тоже немало.

Если бы каким-то чудесным образом удалось ввести новую парадигму питания в жизнь, то именно врачи были бы поражены той легкости, с какой решаются многие сложные проблемы здоровья. Я не хочу писать, что «чудес не бывает». Во-первых, это банальность, а во-вторых, если это чудо (изменение концепции питания) не произойдет, то будет очень-очень плохо для всех, ибо все мы «плывем» на одном корабле, к сожалению с каждым годом все более похожем на печально известный «Титаник»…

А есть ли все-таки ответственные за все это люди, и с кого можно спросить? Я считаю таковыми чиновников от медицины, руководителей ведущих медицинских (научных и практических) ведомств и международных организаций, которым не хватает таланта и порядочности, чтобы в силу данной им власти понять и ясно, без конформизма в определениях, признать ошибочность прежних представлений и ужасный вред, который нанесен здоровью человечества в планетарном масштабе, а также сформировать новые подходы и определить пути их воплощения в жизнь.

Меня всегда волновал этот вопрос: почему гениальный или талантливый труд одиночек так блокируется и не доходит до общества? Думаю, что ответ ясен: к сожалению, рычаги социальной жизни, власть и положение в обществе всегда или чаще всего оказываются в руках посредственностей, которые в силу инстинкта самосохранения никогда не способствуют, да и не могут способствовать реализации блестящих идей, являющихся результатом творчества отдельных ярких исследователей. Вот почему в лучшем случае проходят десятилетия, пока полезные открытия пассивно, в силу действия потока времени, проникают в общество. А такие исследователи, которые, по образному выражению Карла Юнга, оказываются «робинзонами в жизни», лишенными помощи и поддержки современников, чаще всего уходят из нее неоцененными и разочарованными, и весь блеск, радость существования, жизнь «как по маслу» достаются примитивным, глупым, серым людям — стандартам. Если же одаренному человеку удается дойти до цели, чаще всего это случается так, как сказал Зигмунд Фрейд: «Есть вершины, до которых не стыдно доплестись, хромая»… Однако надо признать, что в природе человека есть некая закавыка, которую, вероятно, и учитывает судьба: если человек, даже одаренный, талантливый или гениальный, получает в жизни благоприятные материальные и социальные условия (тем более должности, портфели), душа его перестает трудиться, мысли блекнут, а энергия служения идеалам гаснет. Вот, пожалуй, почему яркий жизненный путь сопровождается непризнанием, гонениями, невероятными трудностями.

В завершение вводной части хочу сказать, что, обладая мягким, незлобивым и неагрессивным характером, стараясь до конца быть внимательной и чуткой к любому больному или просто знакомому человеку, я оказалась в крайней оппозиции к современному обществу, образу жизни и мышления людей, к стандартной науке и религии, к традициям общественной жизни, даже к родным и близким. Полагаю, что эта жестокая доля — рука судьбы, определившая мне такую миссию: разрушение стандартов мышления, видения жизни. Вероятно, мне было дано стать одним из участников той части Программы Жизни, логика которой состоит в опровержении старого во имя создания нового. Если на этом трудном пути мне довелось совершить ошибки или задеть кого-либо, то я искренне сожалею об этом.

Я бесконечно признательна всем, кто помогал мне на этом пути: очень немногим искренним ценителям, но и гораздо большему числу неблагодарных — неблагодарным больным, неблагодарным близким и особенно неблагодарной Родине. Они-то и научили меня многому, сделали более терпимой и мудрой.

Лишь одно благоприятствующее обстоятельство помогло в нашей непростой работе: по счастливой случайности нам удалось официально зарегистрировать Институт санологии и натуропатии в системе образования и проводить «Обучение принципам здорового образа жизни», что не требовало лицензирования. Это позволило нам организовать плановую деятельность, в том числе и работу с обращающимися к нам больными. Когда-нибудь я напишу отдельную книгу о нашем пути. Пока же предстоит трудная и даже вполне прозаичная работа по сравнительному анализу парадигм питания и лечения и по формированию оптимальной, на мой взгляд, концепции новой медицины на будущие десятилетия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.